Средство против шарлатана
Шрифт:
— Вы были с ним до конца?
— Да, господин, — промолвил Даниил и замолчал.
— Подведите меня к нему, — попросил Исаак. Рахиль взяла отца за руку и повела к изголовью скорбной измятой постели. Исаак провел пальцами по телу, обезображенному и скорченному в предсмертной агонии. — Его смерть не была легкой, — заметил он.
— Это было жуткое зрелище, — печально произнес Даниил. — Я не скоро его забуду.
— Сколько вы пробыли рядом с ним?
— Отец ночью прислал за мной мальчика.
— Он заболел так рано?
— Нет, господин Исаак.
— Что ты хочешь сказать? Он прошел в его комнату и просил о помощи?
— Нет, он бродил по дому, вверх и вниз по лестнице.
— Во сне?
— Да.
— Это часто говорит о серьезном расстройстве рассудка, — сказал Исаак, — но необязательно о болезни. Когда я последний раз был у него, ничто не предвещало болезни или смерти, — добавил он почти про себя.
— Отец говорит, что Аарон делал так не раз. Было видно, что он спит, и тем не менее он бродил по дому, как будто что-то искал. Признаюсь вам, господин, что предпочел бы столкнуться с разъяренной толпой, нежели снова увидеть такое. — Его голос задрожал, и он замолчал, чтобы взять себя в руки. — Мы уложили его в постель, и я до рассвета сидел с ним. Аарон проснулся, как обычно, удивился, увидев меня, но выглядел он бледным и уставшим. Служанка принесла нам еду и питье. К этому времени все в доме уже были за работой.
— Пекари встают раньше перчаточников, — сказал внезапно возникший в дверях Моссе. — Нам надо было развести огонь в печи и приготовиться к выпечке первой порции хлеба.
— Значит, тогда, хотя Аарон и ходил во сне, больше ничего пугающего вы за ним не замечали?
— Для меня и этого было довольно, — ответил Моссе. — Слишком уж он походил на мертвеца, восставшего из могилы.
— А потом я пошел вниз переброситься парой слов с мамой, — продолжал Даниил, не обращая внимания на слова отца.
— Ну и ну, — пробормотал Исаак. — А что он ел и пил? Что-нибудь из того, что ему принесли?
— Немного, — ответил Даниил. — Служанка принесла нам кувшин мятного чая и свежеиспеченную буханку хлеба. Он съел немного хлеба и выпил чая.
Моссе ахнул и ударил кулаком по дверному косяку.
— Это была не моя буханка. Никогда не говори, что он умер от моего хлеба! — пронзительно крикнул он. — Ты погубишь меня. Мой хлеб убил моего собственного сына? Нет! Идемте со мной, когда я буду покупать зерно и молоть его. Приведите с собой, кого хотите. Вы увидите, что Моссе-пекарь никогда не покупает плохое зерно. — Он схватил Исаака за плечо и встряхнул. — Я тщательно проверяю каждый мешок. Я могу отыскать зернышко плевела среди десятков тысяч зерен кукурузы. Я сам отношу зерно на мельницу и глаз с него не спускаю, пока мука снова не окажется в моей лавке. Еще ни разу никто не отравился моим хлебом.
— Папа, никто ведь не говорит, что Аарон отравился хлебом. В конце концов я ведь тоже ел эту буханку и съел намного больше, чем он, поскольку всю ночь не спал и очень проголодался. И я пил из кувшина. Уверяю тебя, я себя превосходно чувствую. Нет, дело не в хлебе.
— Сомневаюсь, что
— Если я здесь не нужен, — сказал Моссе, — пойду к печам.
— Папа, Аарон умер! — напомнил Даниил. — Ты мог бы задержаться на минутку, чтобы поговорить с врачом.
— Печи раскалены, — продолжал Моссе. — Сгоревший хлеб не вернешь. Завтра будет довольно времени, чтобы скорбеть. — Он развернулся и пошел по коридору к тускло освещенной лестнице.
Исаак ждал, пока Моссе спустится вниз.
— А теперь, Даниил, расскажи мне, как умер Аарон. Я бы не стал тебя спрашивать, если бы не считал это важным.
— Как я уже говорил, господин Исаак, я на какое-то время отлучился из комнаты, чтобы поговорить с матерью и Сарой. Потом папа ушел, а я вернулся. Аарон встал с постели и расхаживал по комнате, как больной зверь, выкрикивал что-то странное, бессвязное, чего я не мог понять. Потом он попятился к постели и прикрыл глаза. Он схватил меня за руку, до боли сжал и произнес: «Посмотри на это. Вон там. Оно пришло за нами». Его лицо было серым, по нему градом катился пот. Его грудь начала подниматься, как будто его вот-вот стошнит, но ничего не вышло, он пронзительно крикнул мне, чтобы я не позволил кому-то поймать его, и рухнул на постель. Мать услышала шум и вбежала в комнату. Ноги и руки Аарона дергались, он издавал странные звуки, потом его тело свело судорогой, — в таком состоянии он и сейчас, — и он умер.
— Рахиль, — обратился к дочери Исаак, — опиши мне его поподробнее.
Рахиль начала с макушки головы.
— Голова повернута под причудливым углом, папа…
— Я уже проверил положение его тела, дитя, — проворчал отец. — И его плоть окоченела, если учесть то, как он умер. И еще я чувствую странный запах съеденного или выпитого им. Юсуф, посмотри, не найдешь ли какой-нибудь склянки, чаши или другой емкости. Рахиль, мне нужен цвет. Мне нужно то, чего не могут ощутить мои пальцы. Ты это знаешь.
— Да, папа. Но сказать почти нечего. Его кожа очень бледная или скорее серая. Желтухи нет, кровь не прилила к коже, вокруг губ синевы тоже нет. Даже глаза не покраснели и не пожелтели. На руках и ногах у него синяки, но выглядят они старыми. На кисти руки след от ожога.
— Наверное, от печей, — пояснил Даниил. — Стоит на минуту зазеваться и обожжешься.
— Я ничего не могу найти, господин, — сказал Юсуф. — Кроме еще влажного полотенца. На нем желтоватое пятно.
— На влажной части?
— Да, господин.
— Я заберу его. Что ж, больше мы ничего не можем сделать, — сказал Исаак. — У меня много подозрений, но они принесут мало утешения твоим скорбящим родителям и тебе, Даниил.
— Я провожу вас, господин, — ответил Даниил, — а они пока обмоют и приготовят тело.
Когда они все очутились на узкой улочке, Даниил повернулся к врачу. — Мне не хотелось говорить этого в доме, господин Исаак, но в последние дни моего брата мучили видения и ужасные кошмары. Он приходил ко мне страшно удрученный.