Срезающий время

Борисов Алексей Николаевич

— Признаться, нет.

— Это конспиративная берлога ещё со времён якобитов, когда Красавчик принц Чарли тут наводил шороху. Говорят, весёлые времена тогда были. Располагайтесь, Гарри сейчас разожжёт камин, а Маргарет принесёт что-нибудь выпить. Как Вы уже догадались, на эту половину мы редко заходим. Но не беспокойтесь, труба камина соединена с общей, а мы, хоть и редко, но всё же протапливаем дом.

— Билли, — Андрей Петрович вытащил из потайного кармана две банкноты по одному фунту, и, протягивая хозяину дома, произнёс:

— Я чертовски устал, мне хочется смыть с себя всю эту дорожную грязь, сытно поесть и выспаться в тепле.

Спустя два дня Ромашкин передал Смирнову пакет, и, слава Богу, что не узнал его содержимого. Помощник посла в Париже

интересовался стоимостью псов у Джона Лэмбтона, будущего барона Дарема. Целая организация оказалась под ударом ради прихоти чиновника, поставившего свои меркантильные интересы превыше служебных. Это ж надо было удумать: использовать секретную курьерскую сеть, лишь бы письмо скорее дошло до адресата. Яков Иванович появился сам, совсем внезапно, очень спешил и был явно расстроен чем-то. И лишь просьба спасти юношу в Дюнкерке, озвученная после пересказа приключений, явно намекала на намечающиеся осложнения в логистической цепочке русской разведки. Предстояло вновь возвращаться во Францию.

К тому времени, когда Ромашкин покинул Тауэр-Хэмлетс, тусклое зимнее солнце уже погружалось в густую пелену туч, которая нависла над городом, лишая послеобеденные часы света и усиливая холод. Поднимаясь по Своллоу-стрит, на пересечении с Пиккадилли он приобрёл в лавке новую трость с секретом, и, бродя по мостовой, пытался упорядочить мысли, разветвлявшиеся, казалось, сразу в нескольких направлениях. Следующим шагом логично было бы побеседовать со Смирновым ещё раз, но Яков Иванович вряд ли смог бы ему помочь в том, в чём Андрей Петрович уже преуспел сам, а именно в нелегальном перемещении через границы. При обычных обстоятельствах он отправился бы туда — к побережью — без раздумий, купив место в экипаже, однако вся эта конспирация заставляла придумывать запасные планы и ходы. Тщательные вычисления подсказали, что если выехать из Лондона на рассвете в собственном экипаже и менять наёмных лошадей через каждые четырнадцать миль, то с большой долей вероятности он успеет попасть на рыбацкий баркас своего знакомца, хромого шкипера, курсирующий между островом и материком. Либо воспользуется услугами мелких перевозчиков, как в тот раз, когда драпал из Дюнкерка. Изменив свой маршрут, Ромашкин повернул к извозчичьему двору на Бойл-стрит, где заправляли ирландцы. Просторный двор был вычищен пэдди до блеска и содержался в образцовом порядке. Там можно было взять напрокат хоть тяжёлую карету для большой компании, хоть паланкин на двоих или персональный портшез.

— Пять упряжек? — изумился владелец конюшни, здоровенный ирландец О"Райлли. — Почти на восемьдесят миль? Вы хотите обогнать почтового голубя или заключили пари?

— Я намерен завтра проделать весь путь до полудня, — объяснил Ромашкин.

— Значит, пари. Готов поставить на кон счастливые подковы, здесь замешана леди. Что ж, ежели кто на такое способен, так это малыш Махоуни. Он любому нос утрёт, — ухмыльнулся О"Райлли, сплюнув табачную жвачку. — Пожалуй, для такого случая найдётся у меня четвёрка для первого перегона — быстрые, как соколы, все беленькие, ровненькие, как сиськи близняшек О"Ши. Оглянуться не успеете, как окажетесь в Брентвуде. И если, сэр, мы договоримся с оплатой, я бы мог прямо сегодня отправить одного из моих парней вперёд, для верности, чтобы подыскал Вам лучших лошадей на следующие перемены и внёс залог. Это прилично сэкономит время.

— Было бы здорово, — не думая ответил Ромашкин, буравя взглядом видимый из открытых ворот конюшни участок улицы.

Ещё проходя Голден-сквер, он почувствовал необъяснимо-смутное, но нарастающее ощущение тревоги. И вот сейчас, изучая поток фургонов, карет и повозок, вслушиваясь в щёлканье кнутов и грохот железных ободьев по брусчатке, Андрей Петрович определил источник своего беспокойства: за ним следили. Он не мог установить кто, однако не сомневался, что стал объектом чего-то пристального внимания. Бросив последний взгляд на темнеющую, продуваемую ветром улицу, Ромашкин повернулся к ирландцу:

— Что ж, пойдемте, посмотрим на ваших соколов.

Белая четвёрка оправдала похвалы

О"Райлли. Это действительно были замечательные лошади, с лебедиными шеями, прямыми спинами и крупом, однозначно достойные квадриги Аполлона, и если кто и попытался бы последовать вслед, то шансов догнать этих скороходов у него не было. Ударив по рукам с владельцем конюшни, Андрей Петрович вышел через калитку с обратной стороны здания и вскоре оказался на шумном рынке Бойл-стрит. На углу стоял шарманщик, по виду бывший матрос, рядом с ним ссутуленный слепой старик просительно потряхивал своей кружкой перед спешащими мимо домохозяйками с большими корзинами. Чуть поодаль дефилировала с румяным от холода лицом молочница, выкрикивая на ходу: "Молоко! Полпенни за полпинты". Засмотревшись на неё, Ромашкин вспомнил свой первый приезд в Лондон и усмехнулся, однако это не помешало ему внимательно присмотреться к каждому и прийти к выводу, что эти люди не встречались ни на Голден-сквер, ни на Своллоу-стрит, ни в трущобах Тауэр-Хэмлетс. Удовлетворившись, он зашагал к дому Билли. По пути неприятное ощущение слежки мало-помалу выветрилось, но подобно воспоминанию о плохом сне, до самой двери ещё цеплялось за сознание, и противный с хрипотцой голос: "Гони монету" не стал неожиданностью. Ромашкин шустро прыгнул вперёд и, развернувшись лицом к опасности, выхватил пистолет, который Полушкин обзывал "брандом". Путь из проулка перегораживали трое, причём двое из них были тощими до невозможности детьми, вооружёнными палками, а взрослый представлял собой одноногого калеку, опиравшегося на костыль.

— Гони пенсы, красавчик, — сказал, как плюнул, предводитель шайки в морском берете на лысой голове.

Андрей Петрович оценил противостоявшие ему силы и спрятал пистолет в кобуру. "Дилетанты, — подумал он, — я бы на месте грабителей действовал сразу бы. Впрочем, а не проверить ли мне одну теорию"?

— За просто так? Не дам! — с вызовом ответил Ромашкин.

— Шеглы два дня крошки во рту не держали, — прохрипел калека. — А мне, участнику Трафальгарской битвы, ты обязан…

— Поставить под нос пинту эля с утра? — не став дослушивать бандитский бред, сказал Ромашкин. — Пошли прочь, пока я не превратил твоих щеглов в одноногих макак, а тебе не приказал всыпать плетей! Будешь, как дохлая камбала по палубе на пузе ползать.

Андрей Петрович нажал на кнопку стопора и сделал шаг вперёд. Высвобожденное лезвие стилета, спрятанного до этого в трости, хищно блеснуло, и вкупе с уверенным взглядом человека готового убивать это выглядело устрашающе.

— Назад, щеглы, — только и смог произнести калека, когда остриё оказалось у самого носа. — Сэр, не троньте мальков.

Недоросли, которых на флоте держали в качестве "пороховых мальчиков" и оказавшиеся здесь непонятным образом, прыснули за спину матросу и испуганно прижались спинами к бочарне.

— А ты молодец, — произнёс Андрей Петрович, оценив смелый поступок калеки. — У Трафальгара, говоришь… Здорово мы тогда Хуанам с Жанами углей в штаны сыпанули. На чём ходил? Почему не по форме?

— Семидесятичетырёх-пушечный линейный корабль третьего ранга "Аякс". Канонир второго класса, сэр.

— Держи шиллинг и купи мальчишкам мяса. Только не "дохлого француза" из бочки, а нормального, свежего.

— Благодарю Вас, сэр, — калека хлопнул кулаком по груди — разрешите исполнять?

— Бегом, канонир! И я не посмотрю, что у тебя одна нога. После первой склянки что б был здесь со своими щеглами. Ты снова призван.

Малоинтересная книжица по манипулированию людьми, которую Андрей Петрович прочёл по дороге в Санкт-Петербург, как ни странно, оказалась полезной. Сейчас Ромашкин убедился в том, как одной игрой слов и угрозой жёсткостью смог убедить моряка, что перед ним офицер. Более того, случись сейчас какая-нибудь неприятность, калека тут же встал бы на его сторону, так как многие годы плетью, кулаком и матерным словом ему вбивали единственную истину: офицер на судне — помощник Бога. И чтобы полностью убедиться в своих предположениях, Андрей Петрович решил раскрутить случайно встреченного матроса на полную катушку.