Срок для Бешеного

Доценко Виктор Николаевич

— Как? — подмигнул Варламов.

— Я в таких и не был никогда! — признался Савелий, восхищенно осматриваясь по сторонам. — Был, правда, за рубежом, нечто подобное, но намного скромнее.

— Давай, раздевайся, увидишь, что дальше здесь имеется! — Варламов был явно доволен, что Савелию понравилось здесь.

Не успели они раздеться, как раздался осторожный стук и к ним вкатился двухэтажный столик на колесиках. Его толкала перед собой длинноногая симпатичная молодая женщина в таком «мини», что при малейшем наклоне их обозрению представлялись миниатюрные ажурные трусики.

— Добрый вечер! — улыбнулась она. — Меня зовут Алиса, если вам понадобится что-нибудь еще,

то кнопка вызова над диваном…

— А если вы понадобитесь? — вызывающе посмотрел на нее Виктор.

— Кнопка вызова над диваном! — без тени смущения повторила она, чуть присев с поклоном. — Спасибо! Приятного отдыха! — завлекательно покачивая стройными бедрами, она вышла, бесшумно прикрыв дверь.

— Вот это сервис! — восхищенно усмехнулся Савелий.

— Идем! — позвал Варламов, стягивая плавки. В следующей комнате из резного мореного дуба был бассейн с постоянно циркулирующей водой. На широких деревянных скамейках, разместившихся у стен, лежали красивые резные шайки, медные ковши с деревянными ручками, до зеркального блеска начищенные. У лесенки в бассейн висело несколько огромных махровых полотенец, под ними, в специальной нише, тапочки, заклеенные в полиэтиленовые пакеты, и вязаные шапочки.

Варламов открыл дверь, которой Савелий не заметил, и они вошли в парилку, сравнительно небольшую комнату метра два с половиной шириной с тремя внушительными полками, на каждой свободно мог лежать человек с самыми значительными формами. При входе слева стояла электрическая финская печь с гладкими валунами.

— Так здесь замерзнуть можно! — поморщился

Савелий, взглянув на термометр, показывающий 63 градуса.

— Ну да? — усмехнулся Виктор и покрутил что-то у электрической печки.

Не прошло и нескольких минут, как в парился стала подниматься температура, и вскоре они опустились на первый полок. Их тела покрылись мелкими бисеринками пота.

К удивлению Савелия, несмотря на сто с лишним градусов внутри, парилки дышалось до легкости хорошо и свободно. Когда прогрелись настолько, что волосы начали потрескивать, они выскочили оттуда и бросились в ледяной бассейн с проточной водой. Тысячи иголок вонзились в кожу и приятно покалывали. Выдержав там около минуты, друзья вылезли из воды, обернулись махровыми полотенцами и вышли в комнату отдыха.

— Что пить будешь?

— Сейчас самое лучшее — холодное пиво… да с раками! — мечтательно произнес Савелий.

— Пожалуйста… — пожал плечами Виктор и достал из столика банки с раками, чешское пиво в запотевших бутылках. — Но сначала давай помянем всех наших… — тихо произнес он и налил в изящные рюмки коньяк.

— Молодец, Виктор!

Они выпили стоя, чуть помолчали, потом, опустившись на диван, Савелий решительно сказал:

— А теперь, Виток, рассказывай!

— Не гони лошадей, повеселимся, расслабимся… Ведь сколько не виделись… — Несмотря на деланную бодрость, он выглядел несколько растерянным и явно оттягивал разговор.

Интуитивно Савелий понял, что с ним происходит что-то неладное. Они были в таких переделках, когда один неосторожный шаг, да что там шаг, неосторожное движение грозило смертью. Но это там, в Афганистане, где к смерти привыкали настолько, что переставали обращать на нее внимание. Говорят, что на фронте самая страшная смерть — первая. Первый погибший — на твоих глазах товарищ, первый убитый тобою враг, которому ты заглянул в мертвые, остекленевшие глаза. Потом чувство жалости, страха, вины притупляется настолько, что совершенно спокойно можно есть консервы рядом с трупом.

Солдату, вернувшемуся с фронта, трудно адаптироваться в мирной жизни. Он очень «взрывоопасный»,

порой хватает маленькой искорки, чтобы произошел эмоциональный взрыв. Нервы обостряются до предела. Человек становится настолько чувствительным, что, кажется, уже не кожей ощущает возможную опасность, а своим мясом. А на фронте почти нет времени для отдыха, там все время находишься на взводе, постоянная готовность как к защите, так и к нападению. Вырабатывается привычка к опасности, которая и мирное, спокойное время, как ни странно, сама становится опасной для человека. Это можно сравнить с профессиональным спортсменом, резко бросившим большой спорт: все мышцы сильные, развитые, готовы к большим нагрузкам, а их держат в состоянии покоя. Связки, не испытывая нагрузок, теряют свою эластичность, свою «память», и в какой-то момент, получив даже небольшую нагрузку, они срабатывают неадекватно, и человек травмируется. Нечто подобное происходит и с нервами человека, который длительное время подвергался психическим нагрузкам, а потом — резкое расслабление и при первом же незначительном душевном всплеске — нервный взрыв…

— Пей, Савка, веселись, пока можно! Коротка жизнь человека, а может стать еще короче! — Виктор уже достаточно выпил, и Савелий снова ощутил в нем того сержанта, того командира, который делил с ними ТАМ и кусок хлеба, и пули душманов. — Ты как, готов к веничкам? — усмехнулся он.

— Может, хватит париться: четыре раза уже ныряли?

— Ну ты даешь! — Он вдруг громко, заразительно расхохотался. — Париться действительно хватит: можно сердце посадить, но от веничков не будем отказываться… — Он потянулся к кнопке, но нажать не успел — раздался негромкий стук в дверь, и к ним проскользнули две длинноногие феи, закрыв за собой дверь на ключ. Они были молоденькие, лет по девятнадцать, не больше, и походили на сестер. Это впечатление усиливалось и одинаковым одеянием: чуть ниже бедер голубые пиджаки с единственной пуговичкой, тщетно пытавшейся скрыть то, что пиджак одет на голое тело. Туфли на высоких каблуках еще сильнее подчеркивали и без того длинные ноги.

— Привет, мальчики! — проговорила одна из них таким тоном, словно они были знакомы и расстались только вчера. Длинными пальцами с ярким маникюром она провела по волосам несколько смущенного Савелия, как бы отмечая этим жестом свое право на него, потом повернулась к Варламову: — С возможностями проблем пет?

— С проблемами в общей бане моются! — небрежно заметил он, оценивающе оглядев обеих «девочек».

— Меня зовут Люси, а мою подружку…

— А меня зовут так, как захочется тому, кто будет со мною! — закончила та, что до этого молчала. У нее были большие, с грустинкой, глаза, но такая внутренняя энергия, что Савелий не удержался и с усмешкой покачал головой. Это не прошло мимо ее внимания, и она, многозначительно подмигнув Савелию, добавила: — Вы тут посовещайтесь пока, а мы погреемся! — Скинув с себя пиджачок и оставшись в одних узеньких плавочках, она томно «взбодрила» свою грудь, скинула туфли и скрылась за дверью помещения с бассейном. Люси вытащила из-за дивана небольшой кассетный магнитофон, повернулась к ним.

— Как, не помешает музыка? — спросила она и, не дожидаясь ответа, включила. — Это сексуальная новинка… — добавила она и, обнажив внушительные формы, последовала за подругой.

Вскоре, из магнитофона донеслись странные томные вздохи, сопровождаемые красивой мелодией электронной музыки.

— Да-а… — протянул Савелий. — Вот это венички!

— Какую берешь?

— А ты?

— Мне все равно! Ты мой гость, и я угощаю! Выбирай! — Он потянулся к бутылке с коньяком и разлил по рюмкам.