Срок приговоренных
Шрифт:
Я смотрел на Игоря и не мог понять, почему все это должно было случиться именно с ним. В нашей семье никто и никогда не страдал сердечными заболеваниями. Вообще у всех было отменное здоровье. И вот мой мальчик, у которого нашли изменения, должен почему-то ехать в другую страну, чтобы получить шансы на жизнь. Мне казалось это не просто несправедливым, но и противоестественным.
— Завтра нам обещали дать визы, — сообщил мне Андрей, когда мы с ним вышли на балкон. Он просто молодец, отлично держался. Все же в гости пришел бывший хозяин квартиры, бывший муж его жены и отец его приемного сына. Но он вел себя абсолютно естественно. Надеюсь, что и я вел себя также нормально, не ком-плексовал. Хотя один раз едва не
— Я думаю, что завтра или послезавтра уже смогу вам помочь, — сказал я Андрею. — Мне обещали выделить деньги. Думаю, вам хватит.
— Я тоже собрал немного, — кивнул в ответ Андрей, — правда, не так много. В долг сейчас никто такую сумму не дает.
— Не нужно в долг, — перебил я его, — ничего не нужно брать в долг. Я же сказал, что найду деньги, значит, найду.
Мы поговорили еще немного, и я решил, что больше задерживаться не стоит. Андрей деликатно кивнул головой и не стал меня провожать. Алена пошла к двери. Только в этот момент я увидел круги у нее под глазами. Такое испытание — самая страшная кара для матери, подумал я. Мы, мужики, все-таки эгоисты, умеем замыкаться в себе, больше думаем о внешних атрибутах жизни, о деньгах, о своей карьере, о новых женщинах и, если так случилось, о новых детях. А вот женщины — существа иные. Для нее выношенный ребенок — это смысл ее жизни. Я подумал, что был несправедлив к Алене, считая ее истеричкой. Она столько дней держалась, не срываясь.
— Мне обещали деньги, — сказал я на прощание, — все будет в порядке.
Она вздохнула, вернее, всхлипнула. Но тут же почти спокойно кивнула мне, словно не решаясь что-то сказать.
— До свидания, — я тоже не хотел затевать какой-то разговор. Завтра утром должен был приехать кровосос и оценить мою квартиру. Я готов был сдать ее хоть на десять лет, лишь бы это помогло. И очень надеялся, что все утрясется. Даже если меня после этого выгонят с работы. Ну и черт с ней, с работой. Пойду в какое-нибудь охранное ведомство. Деньги всегда смогу заработать. С моим опытом и навыками устроиться не такая большая проблема.
Поздно вечером, приехав домой, я подумал, как все страшно смешалось в жизни, опрокинулось. Убийство Семена Алексеевича, болезнь Игоря, моя квартира в элитарном доме. Я еще не знал, что все свяжется в такой тугой узел, что не распутать, не разрубить. Каждое событие, автоматически вызывая другое и вытягиваясь в цепочку, трагически изменит не только жизнь окружающих меня людей, но и мою собственную. Спал я в эту ночь плохо. Мне снились незнакомые мужчины и женщины, приходящие и уходящие из моей квартиры. Несколько раз, просыпаясь ночью, я даже успевал запомнить некоторые лица. Но потом снова проваливался в глубокий сон, и все повторялось сначала. К утру, невыспавшийся, уставший и злой, я побрился и спустился во двор. По дороге на работу единственным приятным моментом в этот день была встреча с Виталиком, которому я отдал запасные ключи от моей квартиры. Он еще извинялся, чудак-человек. Будто, воспользовавшись моим несчастьем, хотел отнять у меня квартиру. Я отдал ему ключи и поехал на работу, не зная, что вижу друга последний раз в жизни.
Эпизод двенадцатый
Когда у тебя мало денег — имеешь свои маленькие проблемы. Когда денег много, проблем не становится меньше. Когда у тебя столько денег, что их невозможно потратить, ты уже должен опасаться за свою жизнь. А когда денег баснословно много, можно с уверенностью сказать, что они командуют тобою, а не ты ими.
Владелец межбанковского объединения «Савой» был не просто богатым человеком. Он был баснословно богатым человеком, разбогатевшим
Но, возносясь на Олимп богатства, каждый из «небожителей» понимал, что отныне становится не просто богатым человеком, а реальной фигурой отечественной политики, на которую будут ставить или не будут ставить другие политики. Владелец «Савоя» был не просто «небожителем». Он был одним из тех, кто определял состав постсоветского Олимпа, а значит, имел право самостоятельно чинить суд над другими людьми и полностью распоряжаться их судьбами.
Ему позвонили, когда он ехал в машине. Взяв, трубку, он посмотрел на определитель номера. Номер был ему нужен. И он включил телефон, бросив короткое:
— Ну!
— Он вчера разговаривал с сотрудником службы охраны.
— Как?
— Как только банкир ушел от вас, ему позвонил подполковник службы охраны и спросил, что он думает насчет финансирования лечения?
— При чем тут лечение? Какое финансирование? — разозлился он. — Объясните толком.
— Мы не поняли. Но он отказался.
— У вас есть пленка?
— Есть, — доложил звонивший.
— Привезите ко мне в кабинет. Я послушаю.
— Вас понял.
Через пятнадцать минут владелец «Савоя» в своем кабинете слушал запись беседы подполковника Литвинова с банкиром Цфасманом. Рядом стоял коротко остриженный седой человек в куртке.
— При чем тут лечение? — спросил хозяин кабинета, прослушав запись разговора.
— Они знали друг друга, — сказал седой, — он вас обманывал. Цфасман знал Семена Алексеевича. Видимо, он и рассказал ему об операции.
— Но зачем, — пожал плечами владелец «Савоя», — он ведь не идиот? Зачем ему рассказывать? Терять такие деньги? Все терять?
— А если он поставил на другого кандидата? Если он хочет одновременно играть за обе стороны?
— Да. Это похоже на Цфасмана. Значит, вы считаете, Слепнев, что он пытался нас обмануть?
— Безусловно. Вы видите, как он нервничает. Рожко проверил Литвинова и выяснил, что тот живет один. Никакого мальчика у него нет. Он давно разведен и живет один, — снова повторил Слепнев.
— Значит, они нас обманывают?
— А разве вы не поняли? Послушайте, что он сказал, когда разговор закончился. Мы сумели записать и эти слова. Он громко выругался. Если он действительно никого не знал, то почему так нервничал? И тем более почему выругался, отключившись? Цфасман говорил, что не знает Семена Алексеевича, а выяснилось, что знает. По-моему, вполне достаточно. Никто больше не мог рассказать об операции. Только банкир.
— Получается, так, — согласился владелец «Савоя».
Наступило тяжелое молчание. Слепнев смотрел на человека, сидевшего за столом, а тот барабанил пальцами по полированной крышке стола, словно решая нелегкую задачу.
— Да, — наконец изрек он, — очевидно, другого выхода нет.
Слепнев все понял. Ему не нужно было подробно объяснять каждое задание. Он кивнул и молча пошел к двери.
— Полковник, — позвал его хозяин кабинета. Слепнев обернулся.
— И пожалуйста, — услышал он пожелание, — без ошибок. Вы ведь, кажется, уже один раз ошиблись?