СССР: вернуться в детство 3
Шрифт:
Подлежит ли муза дрессировке? Удобно было бы, как с лампочкой: включил — выключил.
В обед я стала жертвой заговора. Подозреваю, что в чай мне подмешали что-то типа ударной дозы валерьянки, потому как ближе к трём часам меня начало рубить со страшной силой. Зная за собой, что если уж мозг устал, то бороться с этим бесполезно, я легла и тупо уснула. И проспала до часу ночи! Проснулась — все дрыхнут.
Ну, поздравляю, вы меня победили.
Я налила себе кружку молока (чтоб чайником не шуршать), взяла пакет печенья и удалилась в свою комнату. Коварно заперлась изнутри,
В три часа ночи явилась мама. Толкнулась в дверь — я затаилась, как мышь. Потом слышу: шаги вроде удалились. Сижу, пишу себе тихонько — и вдруг стук в окно! Так и обоср*ться можно, между прочим!
Я всё никак не могу привыкнуть, что в новом доме балкон не в одну комнату длиной, а в две. Маман прошла через бабушкину спальню, где, собственно, и находится балконная дверь, вышла — а у меня фонарь в окне светится! И стоит такая гневная, как призрак замка Кентервилль. А этаж третий, между прочим!
Бабушка проснулась от моего вопля и сильно испугалась.
Всеобщий шухер, короче.
Поговорили мы на повышенных тонах. Еле я от них отбилась:
— Вы себе как представляете, — говорю, — я весь день спала — и снова спать? Я что — телевизор вам? Захотели — выключили?
Мама, конечно, напирала на сбитый режим, и вредность, и вообще. Пришлось пообещать ей, что в ближайшие же дни я постараюсь график сна выправить.
Да я и сама чувствовала, что меня отпускает. Теперь я строчила не как тот мальчик из «Ералаша»*, а примерно в полтора раза медленнее. И, тем не менее, к вечеру пятницы показался край. В смысле — финал. Получилось пять с четвертью тетрадок. Учитывая плотность письма (а я чем больше тороплюсь, тем мельче пишу) и сокращения, объём где-то приближался к шести с половиной авторским листам.
*Помните, серия была,
сочинение они там писали
«Как я провёл лето»,
и один пацан, не успевая пот утирать,
за урок несколько тетрадок исстрочил)
Тут мне пришло в голову сравнение с экзаменационными сочинениями. В моё время от десяти-одиннадцатиклассников ожидали, что за шесть часов они хорошенько подумают и напишут сочинение как минимум на шести-семи страницах. Причём, многие сперва пишут черновик, а уж потом начисто. А я-то — только черновик! Если взять в расчёт, что я четыре дня строчила по восемнадцать часов кряду, головы не поднимая, не такой уж и рекорд. Но работа на износ, скажу я вам. Я к зеркалу подошла — мама родная! — лицо осунулось, под глазами синяки. Да разве можно так над детским телом издеваться!
Я пораньше поужинала и решила начать выправлять ситуацию с режимом, прямо не отходя от кассы. В час ночи, как-никак, встала. Ночь и день работала. Чувствую, как писал вроде бы кто-то из классиков, «всеобщее томление в членах». Восемь вечера, уже можно. Предупредила бабушку, что ложусь спать — и отрубилась. Как наши приехали с дачи, уже не слышала.
НОВОСТИ
28 июля 1984, суббота
Утром я проснулась бодрячком. Двенадцать часов сна дивным образом лечат любые психические атаки (или как там грамотно моё состояние за четыре последних дня называлось).
Мама снова захотела паниковать, но тут на моей стороне внезапно выступила как раз заглянувшая к нам Даша:
— Галь, да там торная дорога, всё время люди идут: туда, оттуда. С какой-нибудь семьёй прицепятся — и нормально, кто их тронет?
Даша могла выступать экспертом: они с Наилем частенько до дачи пешком бегали, и даже с близнецами, посадив их в лёгкую сидячую коляску.
Мама еле как, скрепя сердце, согласилась оставить меня дома — «Только чтоб с кем-нибудь шли!» — и они усвистали, прихватив вместо меня бабушку.
Я осталась одна в огромной квартире, хоть в мяч играй, натурально. И, как это бывает после словоизвержения, на меня напал зверь-неписун. В голове пустота, редкие мысли, стукаясь, отлетают друг от друга. От нечего делать я взяла сегодняшнюю газету.
— О! Гляди ты! Савицкая в космос вышла! — громко обрадовалась я. Очень занимательно было читать, что (оказывается!) в открытом космосе всякие работы могут выполнять не только люди, но и женщины. Это я утрирую, конечно, но смысл такой.
После Савицкой было много ещё всякого. Я читала статьи и периодически возмущалась вслух:
— Нет, ты глянь! Привезли немцев — и наши ничего не нашли умнее, чем «образцовую работу исполкомов по руководству профсоюзами» показывать. Ну, чушь же полнейшая, бред сивой кобылы. А немцы — поражены увиденным, надо ж ты! Ещё бы вам не поразиться, там же у вас бюргер у бюргера на голове сидит, плюнуть некуда, а тут такие километры дикой земли… О, и монголы приехали — одно да потому. Нафига вы монголов по общагам-то повели? И тоже вместе с парткомом, паноптикум…
— Едрид-мадрид, кто у вас номер составляет, а? На первой странице вы вопите, что у вас половина грузовой техники в колхозах неисправна, всё плохо, не хватает запчастей, по заготовкам кормов сплошные ямы и провалы, половину сена не успевают вывезти с полей, пропадают подготовленные корма — и тут же, на третьей — не придумали ничего умнее, как заставить гаражные кооперативы и лодочные станции сено в помощь колхозам заготавливать. Вы идиоты, что ли? А эти, в колхозах, — тоже сидят, своё не чинят — ждут «привлечённую технику»! Разброд и шатание! Как у вас так, блин, получается? Мы ж с две тыщи двадцатых полмира своим зерном кормили! Даже без украинских чернозёмов! Всё по-Черномырдински: «ни это не сделали, ни эту не удовлетворили, ничего…»
— Ну, это прямо решительно невозможно! У них захламлённые подвалы горят, месяцами ничего не делается — и тут же радостно рапортуем, что мы все, блин, в едином порыве, хотим бороться за звание города высокой культуры! — я отшвырнула газету в сторону. — Показуха сплошная!
03. ВОПРОСЫ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ
И ЕЩЁ НОВОСТИ. СКОТСКИЕ
Я подошла к окну и уставилась на песочную гору на детской площадке. По горе ползала куча счастливых и чумазых детей.