СССР
Шрифт:
Игорь хотел спросить про боковой и задний ход, но колдун Малов опередил: мир вдруг стал закручиваться в неправильную сторону; закидывая голову к спине, Игорь сгруппировался, мотнув головой, и сообразил, что платформа перелилась из фронтального в боковое ускорение, обошла косые ледовые клыки и тут же вернулась на прежний курс. Пару раз быстро тряхнуло, и тут же полет стал чуть другим – смазанным, что ли.
– Вах! – крикнул Малов и засмеялся. – Ай-вай, товарищи, семь километров. Куда дальше?
– А айда над речкой, – крикнул кто-то.
– Куда?
– Ну, на запад – и до Оби, а потом через Ямал к полюсу.
–
Яша Елескин представлял в совете местное население. Три хантских села находились вне зоны интересов Союза, но на первых порах их жители были в городе завсегдатаями: пасли оленей по соседству, рассказывали, что здесь место нехорошее, а ближе к шахтам просто проклятое, пытались торговать корешками, бальзамами и поделками, а изредка и подшабашить на стройках. Гнать их не гнали, наоборот, построили хантский дом на двадцать комнат, с техстанцией и даже загоном для оленей. Но взяли в такой же оборот, как остальных рекрутов. В итоге большинство обских угров (так они назывались по-научному) откатились к местам постоянной дислокации, оставив в хватких лапах Луценко отряд оленеводов при постоянно растущем стаде, а в совете – Елескина, который продолжал делиться фольклорной жутью (в верховьях Ваха живет богиня огня и деторождения Пугос, в верховьях Оби мертвецы, а на небе, по одной версии – бригада богов, из соплей которых произошел человек, по другой – медведи, один из них полез к земле, застрял на дереве, сдох, сгнил и рассыпался червями, и снова без происхождения человека не обошлось) с самодеятельными этнографами вроде Ромы и Эли, а взамен регулярно урывал для земляков добровольный союзнический ясак.
– Мы на небо залезем, разгоним всех богов, – пообещал тот, кто рвался в верховья.
– Советский переворот у медведей или в царстве мертвых – это сюжет, – согласился Камалов, болтая ногами. Он, оказывается, сидел рядышком.
– Вниз до второго, потом до города – и оттуда напрямую обратно, – решил Малов.
Мир снова качнулся к затылку и неохотно упал на место, но Игорь уже привык. Он подсел к Малову и спросил – оказывается, можно было говорить, почти не надрываясь:
– Норма?
– Тьфу-тьфу, – ответил Малов, поглядывая то вперед, то на огоньки между коленей.
– К совещанию, значит, успеваем?
– к совещанию не успеваем, полный комплекс испытаний еще неделю откатывать, но к представлению президенту – запросто. Как раз первый десяток наклепаем, в разных комплектациях.
– И на Красную площадь, как положено. Жаль, что к этой неделе не успели.
– Да успели бы, – злобно сказал Малов. – Руки кому-то поломать надо, знать бы еще кому.
– Что такое? – спросил Игорь.
– Внимание, товарищи, справа от нашей экскурсионной платформы открывается прекрасный вид на второй участок, следующая остановка – Союз Советов! – затрубил Малов, выждал, пока публика оторется, и вполголоса продолжил: – Какой-то мудак перепутал все схемы на финишном этапе. Второй десяток вместо первого, полностью, еще и двадцать седьмая вместо двадцать девятой. Мы корячимся, всю цепочку прогоняем, все поставки прозваниваем, а ни фига. Ладно, додумались от отчаяния уже, все схемы полностью по характеристикам провести – и нашли. А то до Олимпиады корячились бы.
– А по характеристикам зачем?
– Игорь, родной, так их вообще не видно. Нанайский народный хор.
– Хантский, – поправил Бравин, потом сообразил и уточнил: – А кто перепутал-то?
– Да кто угодно. Инженеры, лаборанты при оформлении, или просто программу перемкнуло. У этих схем – именно первые порядки и два-семь – два-девять – на самом деле базовые характеристики одинаковые. Ну ты с утра умываться когда выходишь, сонный совсем, из стаканчика не глядя тюбик берешь – это что за тюбик?
– Клей «Момент».
– Вот. Потому что ты безопасность или, допустим, токсикоман. А мы ни то и ни другое, мы в ванной никаких тюбиков, кроме зубной пасты, не ждем. И вот пока не догадались выдавить и посмотреть, не могли понять, чего ж у нас так зубы сводит и вообще вонь и невкусно. А кто положил – ну, может, даже сами, в темноте пакеты перепутали. Ты ж знаешь, как у нас с нано.
– Мы можем гордиться нашими нанотехнологиями, – задумчиво подтвердил Игорь. – У нас самые большие в мире нанотехнологии.
– Большие сразу бы заметили.
– Сергей Леонидович, а специально перепутать не могли?
– В смысле специально? Шутил, что ли, кто-то? Вряд ли. Ну кто с таким шутит.
– Я про другое.
– Вредители?
– Шпионы, – буркнул Бравин.
– Японские, понимаю. Вы, Игорь Никитич, совсем уж советскими детективами не увлекайтесь. Они всем хороши, кроме одного: в жизни так не бывает.
– Сроду не увлекался, – гордо ответил Бравин, неслышно добавив: – А в жизни всякое бывает.
– Ну, Игорь Никитич, это уж вам решать. По мне, бред это. Но держите в курсе, конечно, – попросил Малов и заорал про остановку «Союз», следующая конечная, и про выход через переднюю дверь с проездными документами в поднятых руках.
Народ ссыпался зерном с ладони сеятеля, почти все, кроме красноштанников. Потому что Малов тормознул в конце Таежной, в пяти минутах заполошного бега до «Чайки», которая вот только открылась – на долгие пять часов.
Заполошный бег стартовал, не мешкая. Сперва в лидеры выбились длинноногие программеры, но длинными у них были не только ноги, а физподготовки не хватало, поэтому они быстро скисли и позволили обойти себя быстрым умом и телом Невтонам из разных первых смен. Резервы обхода были ограничены границами тротуара – вычищенного, но все равно утыканного соснами и вообще не предназначенного для массовых забегов. Игорь в три заторможенных прыжка перемахнул через газон, удачно имитирующий бесконечный сугроб, – и дернул по краю проезжей части, молясь, чтобы Кубакин не закончил уже работу, не вышел на улицу и не увидел, – непременно штрафанет, гада принципиальная.
Не то чтобы Игорь хотел хряпнуть – он больше рюмки и не принимал сроду, но последним быть не хотелось. Хотелось быть первым. Все побежали, и я побежал.
Рядом запыхтели, Игорь покосился – естественно, это Кузнецов набирал скорость, иногда оскальзываясь на ледяных заплатах. Игорь наддал. Кузнецов тоже. Смотреть через сугроб было уже некогда, по гортани загуляла вверх-вниз наждачная лента, ай, не падать, теплокуртка не справлялась с отводом пота, Кузнецов исчез из края глаза и снова появился, а вывеска с белым зигзагом на непонятной занавеске уже сдержанно освещала половину мира – дверь, схватить первым, бам в плечо, вот гад.