СССР

Идиатуллин Шамиль

Рычев шагнул ко мне, протянул руку и сказал:

– Приношу извинения.

Я поспешно выскочил из оторопелого состояния – не знаю только, целиком или нет, – поспешно же пожал руку и сказал:

– Охотно принимаю и в свою очередь прошу прощения за резкость тона.

Если взрослый дядя ваньку валяет, юному студенту сам бог велел. Рычев, конечно, наврал. Не было никакого оскорбительного смысла в его словах. Не было устойчивого оскорбительного выражения, связанного с катанием на машине. Не было слоев молодежи, по которым эти оскорбительные

выражения растекались. Если вдуматься, у молодежи и слоев не было – что она, пирог, что ли?

Но вдумываться я не собирался. Рычев бутафорил явно для того, чтобы успокоить Андреича. Я в этом был заинтересован не меньше – блин, мне еще как минимум диплом получать, я про прочее молчу, поэтому буффонаду решил поддерживать.

Из сил выбиваться не пришлось. Завкаф поизучал нас немного, потом решил не лезть в потемки и сказал:

– Вот и хорошо.

Вышел из-за стола и засеменил к нам, протягивая руку. Я испугался, что сейчас придется, подобно мушкетерам или волейболистам, организовывать дружеский сэндвич из ладоней. Но он, оказывается, с Рычевым прощался. Ну мне под сурдину тоже честь выпала.

По завершении церемонии, подведя нас к двери, завкаф осведомился:

– Максим Александрович, Алик, все в порядке? Моя помощь не нужна?

– Георгий Андреевич, что вы. Вы и без того очень сильно помогли. Сильные ребята, в самом деле. И девочка – красивая, а умница, удивительно... Я думаю, в конце месяца мы со всеми уже на предметные отношения выйдем. А с Аликом, надеюсь, сейчас стартовые позиции определим.

– Пока катаемся, – предположил я.

Завкаф крякнул. Рычев вежливо улыбнулся.

– Ой, простите ради бога, – испугался я. – Я не дразнюсь. Просто некоторые слои молодежи, другие, таким устойчивым выражением позитивные ожидания обозначают.

– Всего вам доброго, Максим Александрович, – сказал завкаф, решив, что меня на сегодня с него хватит.

Я выскользнул за дверь.

Там никто не караулил: Аркашка, не придумав, видать, вопроса Андреичу, благоразумно смотался. Это было мудро, стало быть, нехарактерно для Аркашки. Я решил быть не менее мудрым, но свалить не успел. Рычев явился из кабинета завкафа и окликнул:

– Алик, можно вас на полминуты?

Я выразительно задрал левый рукав свитера и сказал, не отрывая взгляда от часов:

– Конечно.

– Алик, вы искренне сказали, что ничего не имеете против меня? – Рычев был финансист, титан и стоик в одном Хуго Боссе.

– Конечно.

– А чего дерзите тогда? Я, ей-богу, несколько разочарован.

Я намеревался коротко ответить, но Рычев продолжил:

– Сучков сказал: «Алик серьезный парень, с ним и говорить, и работать приятно». А мне неприятно пока, вы уж извините.

Я опустил руку.

– Конечно, я встретился с Константином Николаевичем, – сказал Рычев. – Иначе встреча с вами для меня не представлялась возможной – как я могу вмешиваться в отношения внутри другой команды? И Константин Николаевич,

мне так показалось, очень обрадовался. Он, по-моему, к вам очень хорошо относится. Вы к нему, очевидно, тоже, но как-то по-детсадовски, вы уж простите.

– Я понял, – просипел я, откашлялся и решительно сказал: – Прошу прощения, Максим Александрович. Я действительно слишком увлекся. Будем считать, что теперь вам должен. Располагайте мной, готов ответить на любые вопросы.

– Так. Во-первых, Алик, большая просьба: давайте не будем заниматься самопожертвованием. Мы реально можем оказаться полезными друг другу, у меня большие планы связаны с вашими талантами и способом мышления. Вам, я надеюсь, эти планы могут указать хорошую перспективу. В общем, речь о профессиональных отношениях. Так что большая просьба – забудьте про самурайство. Договорились? Прекрасно. Во-вторых, мне действительно надо ехать, я уже практически опоздал, а это мне несвойственно. Поэтому я идею с подбросом вас до указанной точки отзываю и выдвигаю альтернативную. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться в половине девятого, скажем, в «Туйдыме»? У меня будет час с небольшим, я думаю, хватит для ответов и на мои вопросы, и на ваши. Согласны?

– Конечно, – сказал я.

«Туйдым» находился на Кравченко, неподалеку от нашей общаги. Ресторан был совсем не элитным, но для студентов все равно почти неподъемным. Я там был всего раз, чисто из-за названия (Tuydim по-татарски «наелся»), ну и одной там надо было пыль в глаза метнуть.

Рычев, я думаю, иных целей добивался – иначе выбрал бы заведение с большей помпой. «Туйдым» был хорош для бесед – долгих, вдумчивых, и чтобы не отвлекали ни музыка, ни обслуга, ни соседи, ни кухня. Вкусно, но без фанатизма. Умеренность и аккуратность.

Я пришел на пять минут раньше срока. Не хотел этой беседы, помимо прочего, и потому, что не ждал ничего хорошего от общения с человеком, который за неполный час заставил меня раз пять впадать в неловкость и стыд. Но обещал ведь. Оставалось надеяться, что Рычев опоздает хотя бы минут на десять. И я смогу сбежать, с чистой совестью и под веселый плеск желудочного сока, да еще объясню всем желающим: «Ему же несвойственно опаздывать, значит, что-то серьезное случилось. Эх, а я даже не поужинал, раз в ресторан идти».

Зря надеялся – Рычев уже ждал меня у порога. Пожал руку, предложил пройти, указал на гардероб, спросил, устраивает ли вон тот столик, или лучше туда сядем. Да куда угодно, сказал я, пытаясь сообразить, а где, собственно, рычевский телохранитель, полагавшийся ему по должности. В ресторан вместе с нами никто не входил, в зале сидели несколько пар и компаний, но все поодаль от указанных Рычевым столов. Видать, нарушает инструкции, посвященные технике безопасности, решил я, отринул чужие заботы и направился к указанному столу. К счастью, не к тому, за которым мы с Ленкой сидели. Ну да, Казаковой. Это, кстати, к делу не относится.