Ссыльнопоселенец
Шрифт:
– С удовольствием. Самому надо возобновлять тренировки и стрелять почаще. Тут, кстати, с какого количества сожженных на тренировках патронов начинаются проблемы с оплатой? – Я подхватил свой марлин и неторопливо пошел к двери. Лежащая около печки Герда подняла голову и передала, что больше никуда не пойдет. – Да ладно, лежи, Герда, и так сегодня находилась. Охраняй этих красавцев.
И мы вышли, прикрыв дверь офиса.
– Твою мать! – выматерился я, глядя на весело скалящий зубы череп. – Гребаный людолов. Надо было ему кишки на голову
– Крутые развлекухи у вас в морпехии, – уважительно покачал головой Федор, вытаскивая из другого угла длинный сверток из мешковины. Закинул его наверх, в зимовье. Сверток громко брякнул о доски – наверное, оружие. – А что с этим делать будем? Хоронить?
– Хоронить где? – Я вновь поглядел на останки какого-то бедолаги. Хотя очень вероятно и то, что это один из людоловов, который что-то не поделил с главарем. – Соберем в мешок – и в полынью. Благо еще не все реки замерзли. Что там у тебя?
Федор разрезал мешковину, и на свет божий выглянули стволы двух винтовок. Потом выпали револьвер и пара планшетов. Может, и старатель был этот бедолага или копатель, сейчас уже не узнаешь. Но я взял коннектор, вытер его и спрятал в поясную сумку. Отдам Сэму – может, родне переправит.
– Хоть что-то, – удовлетворенный Федор аккуратно обтер планшеты.
А я взял одну из винтовок. Людолов обильно смазал ее, так что совершенно не заржавела. Винчестер образца тысяча восемьсот девяносто пятого года, под нашу «девятку». Отвел вниз скобу, поглядел в ствол. М-да, придется хорошенько вычистить, ничего из-за масла не видать. В любом случае пойдет в коллекцию. А планшеты сначала Вере надо отдать. Кстати, за тот, оживший, нам светит очень серьезная премия. Очень – настолько, что с Верой решили потратить ее на автомобили. Не знаю, что будет дальше, вряд ли за каждый оживший комп нам будут платить по десять тысяч здешних кредитов, потому и решили ее не тратить, а взять товаром.
– Ну что, поехали дальше? – Федька посмотрел на мешок с костями. – Точнее, сначала вернемся до речки, а потом до следующего зимовья.
– Поехали. – Я вылез из подпола. Поглядел на невинно лежащую головану. – А ты, Герда, так больше не шути, ясно? Нехорошо это – над друзьями насмехаться.
Голована переслала мне видение закапывающей кость собаки и веселую волну. Ну да, я заметил, что отношение к жизни и смерти у Герды весьма специфическое. За меня или Веру она насмерть стоять готова, но ее совершенно не беспокоит чья-либо чужая гибель, людей или зверей. Впрочем, так, наверное, для нее правильно.
– Пошли, подруга.
Я подхватил лопату, мешок с костями неизвестного, повесил на плечо приглянувшийся винчестер. Подхватил свой марлин, лежащий на грубом столе, и толкнул тяжелую дверь. Вышел на улицу, прищурившись от веселых солнечных зайчиков, отраженных чистейшим снегом вокруг.
Проваливаясь и хрустя снегом, подошел к саням-розвальням и сгрузил все на солому. Мешок с останками положил подальше, чтобы и я не мешал, и мне не мешали.
Кобыла переступила с ноги на ногу и тихонько заржала.
– Ну и чего тебе? А, носительница мула? – Я потрепал ее по гриве, проверил сбрую. Нет, все
– Балуешь ты ее, Матвей. – Федька сгрузил остатки на сани. – Прикинь, в карабине патроны были. Бандит он и есть бандит, так найдет кто – и застрелит случайно или себя, или друга.
– Да уж. – Я покачал головой. Честно скажу – даже не пришло в голову проверить вторую винтовку насчет патронов. Ну не мог я поверить в то, что кто-то в схрон спрячет заряженное оружие. – Надо учесть на будущее – мало ли что.
– Садись, учетчик. Нам дотемна надо до следующего зимовья добраться, поехали. А еще нужно этого похоронить. Но, пошла! – И Федор слегка стегнул вожжами кобылу.
Блин, ну никак я ей имя не придумаю. Федьку попросить, что ли?
В небольшой речушке, видимо, было сильное течение, и потому в ней было прилично полыней, не затянутых льдом. В одну из таких полыней и ушел мешок с незнакомцем.
– Ну, суди его, Господи, не по делам его, а по милости твоей. – Федька забрался на сани, подождал, пока усядусь я и Герда, и тронул кобылу вожжами. – Пошла, родимая!
Фыркая, лошадь весело тащила сани по неглубокому снегу, Федька что-то негромко напевал, Герда лежала и смотрела на дорогу вперед, а я лежал и переписывался с Верой короткими сообщениями. Ну и заодно смотрел со спутника те места, куда нам ехать. А потом просто заснул, убаюканный размеренной дорогой.
Меня разбудило глухое, утробное рычание Герды.
– Федь, стой! – Я соскочил с саней, подхватив свой марлин.
– Тпр-ру, родимая! Стой! – Федор натянул вожжи, останавливая лошадь. – Что такое?
– Зимовье далеко? – Мне совершенно не нравилось то, что мне передала моя голована. А она передала ощущение злого шерифа Щучьего, примерно так же, как когда я столкнулся с людоловами.
– Да нет, километра два-три осталось. Ты же продрых пять часов почти, ночь скоро. – Федор потянулся за винтовкой. Взяв ее в руки, снял с предохранителя и положил на колени. – Что стряслось?
– В зимовье кто-то есть! – Сейчас я пытался найти спутник, но, как назло, он ушел на другой виток и придет сюда не раньше чем через сорок минут. Хотя запись с прошлого оборота показала следы около зимовья, которых не было в те разы, когда я смотрел записи со спутника утром. И дым из трубы тоже совершенно мне не нравится. – Точно кто-то есть, Федя, и Герда считает, что там очень плохие люди.
– Вот оно что… – Федька соскочил с саней и взял кобылу под уздцы. – Понятно, тогда давай лошадь с санями оставим здесь, а сами на снегоступах пройдем, аккуратно посмотрим.
– Волки ее не сожрут, пока нас нет? – поинтересовался я больше у Герды.
В ответ та дала понять, что волков здесь нет, а пара рысей только что задавила косулю, и их мы совершенно не интересуем.
– Ну, тогда это неплохо. Пошли, Федь. Герда, с нами пойдешь? Давай тогда забирайся на закорки. – Я устроил Герду поверх своего рюкзака. Снег глубокий, у Герды и лапа увечная, и вообще ноги коротковаты.