Стаб
Шрифт:
Это было потрясающе. Вроде как быть элитой, но не носить белый цвет, потому что природа уже тебя отметила.
– В ваш тухлый приют снизошел иерарх, а ты даже не удосужился узнать, как его зовут?
– Нам нельзя смотреть на них, подходить и обращаться. Даже старшим.
– Тц, от тебя никакой пользы, - пробормотал он, и я постарался исправиться:
– Бэлар. Это был Бэлар, точно.
Он долго молчал, удивлённый моими словами или... жаль, что я не мог видеть его реакцию.
– Ты словно только что из яйца вылупился. Заявляешь,
Я это обожал, как и любой приютский мальчишка - таинственнейшие истории про вещи, о которых говорить нельзя.
– Он не мог умереть. Он же генерал. А значит самый сильный и смелый.
Многорукий фыркнул.
– Тогда почему же он сбежал как последний трус?
– Может...
– Ну?
– Может, он решил освободиться.
– Прям как ты, да? Да у вас оказывается много общего.
Он откровенно надо мной насмехался. И имел на это полное право, как сильнейший, старший, умнейший... бог знает, в чем он меня еще превосходил. Кроме того? Я находился у него дома.
– Но если серьёзно, с чего ты взял...
– Там был Рэймс, - предвосхищая его вопрос, ответил я.
– О!
– воскликнул Многорукий. Огонек его сигареты гипнотизировал меня.
– Тогда конечно. Рэймс же ни за кем не следует кроме своего хозяина. Так ты думаешь? Неразлучный дуэт - выскочка-кукла и энит-психопат. Они же просто настоящее исключение из всех возможных правил. Эта паршивенькая история вдохновляет таких отщепенцев как ты, не правда ли?
Сначала я решил, что расспрашивая меня, он выполняет часть своей работы: выпытывает новости с "поверхности". Теперь же я думал, что ему просто скучно. Поэтому не побоялся ляпнуть:
– Для всех, кто жил в приюте, это было не просто историей.
– Наверное, именно для этого Бэлар приблизил к себе не лучшего из энитов, а самого последнего неудачника? Чтобы дать вам надежду.
– Нет, я думаю, он сделал это на зло...
– Ха? Кому?
– Своему отцу... Консулу... системе. Не знаю.
– Я слышал, эниты умеют читать мысли людей. А ты, похоже, первый человек, научившийся читать мысли энитов. Да еще и на расстоянии. Мне охренительно повезло с тобой встретиться.
– Нет, я просто...
– Думаешь, что понимаешь его?
– Нет, но...
– А, проваливай отсюда, - протянул Многорукий утомленно.
– Я бы дал тебе совет держать такие вот выводы при себе и вообще рот пореже открывать, но не стану. Вряд ли ты доживёшь до завтрашнего утра, учитывая то, что ты нарушил правила Мэда, зайдя сюда. Он сам тебя и прикончит. Если до тебя раньше не доберутся те красотки в латексе.
Он выпрямился, затушив окурок, и я опять оказался в темноте. Я не знал, ушел он или еще стоит неподалеку, но все же воскликнул:
– Подожди!
–
– Ага.
– Ты можешь убить... любого?
– Кроме энитов - да.
Ну да, одним человеком меньше - одним больше, какая им разница, когда у них настроено бесперебойное производство.
Набрав воздуха в грудь, я выпалил:
– Даже Рэймса?
***
– Эй-эй, сбавь обороты.
– Теперь он считал меня не просто придурком, а законченным идиотом. Но я, определенно, вернул его интерес.
– Я думал, вы все, приютские неудачники, считаете его своим богом.
Я осмелел.
– То, что Рэймс стал ликтором иерарха, не его заслуга, а выбор самого Бэлара. Он мог взять кого угодно, любой был бы ему настолько же предан. В Рэймсе нет ничего особенного!
– Ты это с первого взгляда понял, да?
– Он цокнул языком, словно восхищался очередной моей способностью.
– Готов поспорить, тебя ежедневно колотили в этом твоем приюте.
Ладно... похоже, не я единственный умел здесь "читать мысли".
– В нём нет ничего особенного...
– повторил я.
– Когда-то он сам был ничуть не лучше меня.
– Ты ему до смерти завидуешь?
– гадал элиминатор, - или же это что-то более личное?
И тут я как на духу выложил ему то, о чем никому раньше не рассказывал.
Мой голос звучал хрипло и глухо, всё внутри сжималось от боли. Словно память была орлом, терзающим уже затянувшуюся рану Прометея (о котором я тоже теперь знаю). Я сам только тогда по-настоящему понял, насколько сильно пренебрежение человека, которого я видел всего несколько минут, задело меня. Нет, не пренебрежение... Убийство. Своим безразличием он приговорил меня к мучительной смерти. Сначала дал надежду, а потом столь же легко забрал ее. Протянул руку, а когда я поверил в своё спасение, столкнул в пропасть.
– Я ни во что не верил и ни от кого не ждал помощи. Зря он вмешался... Я знаю, что он сделал это специально. Он просто хотел показать своему хозяину, что стал подобен им во всём. Научился так же легко миловать и карать. Та же безжалостность, тот же расчёт... - Я не задумывался над тем, насколько жалко выгляжу, почему-то рассчитывая на темноту. Хотя она наоборот превращала мою исповедь в подобие ночной истерики.
– Это был урок, и я наконец его усвоил. Я понял... мне нужно стать таким же безжалостным и коварным.
Многорукий присвистнул, как если бы говорил "лучшей причины убить кого-то я просто не встречал".
– Как ты и сказал, он уподобился энитам, а их трогать нельзя.
– Он обычный человек...
– повторил я, посмотрев туда, где, как мне казалось, стоял Многорукий.
– Но, конечно, ты с ним не справишься.
Не знаю, на что я надеялся.
Это было как второй раз за день выпрыгнуть из машины. И по закону логики на этот раз всё должно было закончиться моей смертью.
Но Многорукий начал смеяться.