Стадион
Шрифт:
Окончательно запутавшись в своих размышлениях, Майер в одиннадцать часов без нескольких минут с тяжелым сердцем вошел в приемную генерала Стенли. Адъютант велел ему обождать. Майер сел и оглядел просторную комнату, в которой не было ровно ничего, кроме стола и нескольких стульев. Не успел он разглядеть лицо сидевшего за столом молодого капитана, как открылась дверь и в приемную быстрым и бодрым шагом вошла Берта Лох. Подойдя к адъютанту, она назвав ла себя: тот взглянул на нее с интересом.
Командозу трудно было теперь узнать. Она уже мало походила на ту испуганную, изможденную женщину, которая,
Она узнала Майера и поздоровалась.
— Вас тоже вызвали? — спросила Берта. — Зачем?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. Тут всего можно ожидать.
Видимо, Берту Лох мучили те же мысли, что и Майера. Только, вероятно, ей было еще страшнее. Майер нахмурился и замолчал.
— Войдите, герр Майер, — не то пригласил, не то приказал адъютант.
Чувствуя, как дрожат ноги, осторожно ступая по натертому до зеркального блеска паркету, Майер вошел в кабинет. За столом сидел Стенли в полной генеральской форме. В большой комнате царил полумрак. Шторы на окнах были спущены. Генерал не любил яркого солнца. Майер механически сделал несколько шагов и остановился, американец разглядывал его спокойно и бесцеремонно.
— Садитесь, господин Майер, — наконец сказал он, — разговор у нас будет короткий, но важный. В этой папке, — генерал указал на довольно объемистую клеенчатую папку, — находятся документы, касающиеся вашего прошлого. Чтобы у вас не оставалось сомнений, прошу просмотреть их.
Майер схватил папку. Да, тут действительно было подробное описание его жизни. Даже такие грехи, о которых он сам давно забыл, фигурировали тут в виде справок или газетных вырезок.
— Прочли? Все правильно? — усмехнулся Стенли.
— Да.
— Я решил дать вам работу, — помолчав, произнес Стенли.
Сердце Майера дрогнуло. Вот она, та минута, о которой он так долго мечтал.
— Как видно из документов, вы когда–то были одним из организаторов спортивного движения Третьей империи. Теперь вам придется снова взяться за это дело.
Майер выжидательно взглянул на него.
— Эти идиоты бесконечно тянут с организацией западнонемецкой армии, — продолжал генерал, — но в конце концов, черт бы их подрал, они все–таки ее утвердят. Так вот, я хочу, чтобы в ту минуту, когда армия будет утверждена, кадры для нее были бы уже подготовлены. Финансовые возможности неограниченны. Организуйте спортивное общество. Принимать в него только людей призывного возраста. Дисциплина военная. Летом выезды и спортивные лагеря. Занятия с учебным оружием. Организация военная: взвод, рота, батальон. Чем больше будет у вас батальонов, тем больше получите денег вы лично, — система премиальная. Все понятно?
— Да. — У Майера все внутри трепетало от радостного волнения. — Эта работа мне знакома, и я думаю, что сумею оправдать ваши ожидания. Кто будет моим непосредственным начальником?
— Полковник Келли. Все детали уточните с ним. Надеюсь, мы не ошиблись в выборе. Можете идти, господин Майер, — не подавая руки, попрощался Стенли.
— Всего наилучшего! — Майер вскочил, по–военному щелкнул каблуками, четко повернулся налево кругом и пошел к двери.
—
— Слушаюсь, — ответил ошеломленный Майер и вышел.
Генерал сделал пометку в блокноте и нажал кнопку. В кабинет вошла Берта Лох и, ни слова не говоря, опустилась на колени.
— Спаситель мой! — истерически взвизгнула она. — Вам, и только вам, обязана я жизнью!
Стенли поморщился, он терпеть не мог истерик и театральных эффектов.
— Встаньте! — сказал он. — У нас с вами деловое свидание, а не торжественный молебен за спасение вашей души.
Начало разговора не предвещало ничего хорошего для Берты. Ощущая нервную дрожь во всем теле, она села в кресло. Как и все жестокие люди, она была смела только до тех пор, пока чувствовала за собой силу. Когда эта сила исчезала, Берта моментально становилась отвратительно трусливой.
— Вот что, Берта Лох, — сказал генерал, — я могу отдать вас под суд и повесить. Русские сделали бы это с еще большей охотою, чем я. На земле нет для вас безопасного места. Значит, я могу на вас положиться.
— Безусловно, господин генерал.
— Я это знаю. Вы не за страх, а за совесть служили Гитлеру, а теперь уже за страх будете служить нам. Вы знаете доктора Шитке?
— Из лагеря Равенсбрюк?
— Да.
— Я встретилась с ним… случайно.
— Отлично. Он занимается опытами в области ядов и бактерий. Для вас это дело не новое. В вашем лагере тоже делалось нечто подобное.
— Совершенно верно, господин генерал.
— Я не спрашиваю вас, я знаю это. Шитке — выдающийся ученый, но только ученый. В этом вся его беда. Работе его лаборатории недостает размаха, а нам может понадобиться его продукция. Я отдаю лабораторию Шитке в ваше ведение и поручу вам организовать производство ядов и бактерий в более крупных масштабах. Все финансовые и организационные вопросы согласуйте с майором Гордоном.
— Можно мне иногда беспокоить вас, господин генерал?
— Только в исключительных случаях. Все. Идите.
Берта вышла от генерала, испытывая одновременно и радость и ненависть. Страшны были не слова, а тон генерала. Да, он прав: нет для нее безопасного места на земле. Но она докажет генералу, что недаром была командозой лагеря Равенсбрюк.
Берта тряхнула головой, оправила завитки своей модной прически и твердым шагом прошла мимо адъютанта, словно вонзая острые высокие каблуки в блестящий паркет. Ничего, она еще поживет, она еще кое–что сделает.
В тот же день американец Артур Шиллинг разыскал Эрвина Майера. Они договорились по телефону о встрече и под вечер сошлись в небольшом кафе на берегу жи–полисного берега Ванзее в западном секторе Берлина. Шиллинг заказал коньяку; несколько минут оба молчали, поглядывая то друг на друга, то на белые яхты, будто летевшие под туго натянутыми парусами по зеркальному простору Ванзее. Яхтами управляли мужчины и женщины в белых фуражках с золотыми эмблемами американского яхт–клуба — озеро было оккупировано американцами, и немцам вообще было запрещено появляться здесь.