Сталь и песок

Вольнов Юрий

Соскребая с перчаток остатки уже подсыхавших нечистот, Череп хитро улыбнулся:

– Если бы ты хоть иногда читал этикетки, то добился бы еще и не таких успехов. Хотя… – вспомнив недавний случай, уже без робости упер в Косяка сердитый взгляд, – вот скажи, какого черта, ты вчера закачал в компенсаторный баллон своей дряни? В нем оставалось килограмма три сульфата! Хорошо Дыба успел нас опрокинуть.

Легкомысленно отмахнувшись, Косяк улыбнулся сквозь закопченное вчерашней вспышкой стекло шлема.

– Да ладно тебе, зато какой фейерверк посмотрели, –

припоминая сполохи пламени, сплавившие не сработавшие датчики пожарной сигнализации в оплавленные гирлянды, улыбнулся Косяк счастливой улыбкой пиромана. – Наоборот, схалявили, разом прочистили стоки коллектора.

Если бы не мешал шлем химзащиты, Череп бы повертел пальцем у виска, а так ограничился словами:

– Ага, от дерьма то почистили, а копоть потом выковыривали полсмены, а стоки-то – всего одной продувкой чистятся!

Косяк не найдя понимания своей шутке, покосился на Дыбу.

– Ну все, все, не начинай, а то и Дыба опять все вспомнит и начнет по новой перевоспитание, – сказал он заговорщически склонившись к Черепу, и весело подмигнул. – Тока вот скажи, а ты меня еще научишь таким приколам?

Череп умудрился вытащить руку из рукава костюма, бывшего на три размера больше чем нужно, пролез под воротник и поправил очки внутри шлема. Раздумывая и прикидывая шансы выживания столицы как самого крупного из подземных городов Марса, он скептически усмехнулся. Если способности Косяка помножить на ресурсы многострадальной химической лаборатории, да все это на маниакальное упрямство в достижении не понятной даже ему самому цели, то шансы эти примерно равны выживанию в эпицентре взрыва кристалоидной бомбы.

– Ну не знаю, – протянул Череп. – Если Дыба не будет против, то вместе с ним будешь заниматься. Хех… если нас еще определят в один экипаж…

Из головы Черепа все не шел разговор, который состоялся на кануне за полчаса до отбоя. Уже улегшись на лежак, Дыба вдруг попросил Черепа помочь с грызней гранита теории, а то, мол, с практикой все отлично, а объяснить научно – тяжко.

Косяк тогда же встрял с разговором на тему, а почему бы и не стать экипажем. Все равно, мол, в другие экипажи не возьмут и все закончится кочеванием или еще хуже…

После прохождения двух годов начальных "кругов ада" у курсантов как раз наступала пора закрепления экипажей за техникой и тренировки боевой слаженности крыла. Курсанты не прошедшие отбор и не сформировавшиеся в экипажи, отбраковывались. Попадали в рабочие Службы Обеспечения и отрабатывали стоимость межпланетного перелета, а потом высылались на Землю с пометками "непригодность" во всех документах. С такой формулировкой невозможно устроиться не только в корпорацию, даже мелкие компании и то откажут – если даже Наемники их забраковали, – сплошная безнадега.

Все тогда уснули не сразу, каждый на свой лад обдумывал поступившее предложение. И у каждого были свои причины удержаться в Наемном Батальоне.

* * *

Капитан Ряхлов, командир учебной

роты сидел за столом в канцелярии и любовался игрой отражений на пластиковой поверхности сейфа. Его не примечательное лицо с мелким прищуром близко посаженых глазок было на удивление спокойно и умиротворено. В принципе капитан был доволен. Стать командиром роты по подготовке "псов пустыни", да еще за такой короткий срок, нет он определенно хваткий парень.

Отражаясь косматыми ромбиками на пластиковом глянце, серебряные пластинки вдруг вспыхнули острыми колючками, и сознание нещадно отмотало воспоминания к мучительному кошмару.

Два года назад. Вот он еще простой энергетик. Сидя рядом с механиком, мелит какую-то чепуху. Сигнал тревоги, и вместо того чтобы метнуться в кресло, зажать себя до хрипоты дугами безопасности, включится в контур – он решил досказать анекдот… Тревога-то опять "проверочная", и они вместе с механиком еще посмеялись над молодым командиром, пытавшимся приказать задраить смотровые люки. И тут машину тряхануло…

В смотровое окно влетел резонаторный снаряд. С хрустом проломил пластик, ворвался с чавканьем в спину механика и раскидал месиво грудной клетки по рубке управления. Бесформенная груда мяса и костей вперемешку с металлом заклинила рули управления, и машина рванулась с места.

Вместо того чтобы перекинуть управление на другой пульт, Ряхлов провалился в ступор. Шок отгородил его психику от реальности, кровавой пелены видений с разлетевшимися по тесной кабине кровью и внутренностями. Расстрелявший весь боекомплект, командир вызывал и материл энергетика. Отсоединив шлейфы управления, в громоздком скафандре, командир протиснулся в его ячейку. Пытаясь докричаться до трясущегося существа, с обезумевшими глазами уставившегося на кровяные сгустки бывшие когда-то механиком, лупил ногами безвольно хнычущее тело. И тут машину тряхнуло еще раз… Крупнокалиберная очередь унесла с собой куски броневых пластин.

Снаряды с противным скрежетом прошивали коробку корпуса, а некоторые разрывались внутри с ослепительными вспышками. И размазанный по стене командир руками пытался закрыть рваное брюшину скафандра, но внутреннее давление выплескивало сквозь сжатые пальцы красный струи воздуха, смешиваясь с влетевшим в пробоины песком…

Усилием воли Ряхлов загнал воспоминания в дальние уголки памяти, забил накрепко гвоздями и попытался улыбнуться. Вернуть безмятежность духа воспоминаниями триумфа. ЕГО триумфа.

Он стал героем. Атака дымящегося "ВОЛКА-44" сорвала прорыв противника. Неуправляемая машина с заклинившими рулями, и еще живым лейтенантом отстреливала прицельными залпами трейлеры, полные боеприпасов, как в тире, – тем самым не давая произвести перезарядку штурмового крыла противника. Петляя среди горевших туш трейлеров, машины противников теряли минуты преимущества, пытаясь пристрелить одиночку сумевшего помешать развитию успешного прорыва. И когда подтянувшийся резерв ударил в тыл увлекшемуся охотой противнику, враг начал отступление.