Сталь и шлак
Шрифт:
Дубенко нахмурился. Теперь было ясно, почему третий эшелон продвигался с такой быстротой: его двигал нарком. К Дубенко это не имело никакого отношения.
«Не беда, у меня еще шесть эшелонов, есть где развернуться», — подумал Дубенко и, выйдя на перрон, попросил Макарова отдать ему телеграмму.
Тот охотно согласился.
— У меня еще одна есть, захватил на всякий случай, когда дежурный зазевался.
— Вот это хорошо! Теперь у меня каждый эшелон будет третьим. Пусть сначала пропускают, а потом разбираются.
Макаров коротко рассказал, что заместителя наркома он видел и от него узнал о внезапном захвате завода. Пожаловался на то, что с семьей он так и не встретился. Третий эшелон, продвижение которого главный инженер сразу взял на себя, промчался мимо разъезда, где застрял первый.
О семье он узнал кое-что от одного рабочего, рассказавшего ему обо всем, включая происшествие с архивом.
Этот рабочий был Василий Бурой.
По мере продвижения на восток эшелоны шли все быстрее, и деды-морозы все чаще отставали. Поэтому, по инициативе Бурого, в отряде была изменена тактика. Если деды ничего не находили на станции, то выезжали вперед первым попавшимся поездом, доставали продукты в селах и затем либо дожидались своего эшелона, либо ехали назад.
Разговаривая с Макаровым, Бурой умолчал только об одном: Виктор заболел брюшным тифом и ехал в классном вагоне вместе с Еленой. Вадимка остался на попечении Дмитрюка, который теперь никуда не ездил, а руководил на месте, ежедневно выслушивая отчеты членов отряда и тут же проверяя их.
Беседа директора с главным инженером продолжалась недолго. Прозвучал сигнал, лязгнули буфера, и эшелон тронулся. Заговорившийся Макаров вприпрыжку бросился его догонять, даже не успев попрощаться с директором.
С этого дня эшелоны пошли еще быстрее. На каждом из них появилась надпись: «Третий эшелон Н-ского завода», каждый начальник немедленно предъявлял удостоверение, что он является начальником третьего эшелона (заводскую печать и бланки директор возил с собой), и каждый раз осмелевший Дубенко кричал, что именно этот эшелон и есть третий…
Пенза пропустила уже четыре «третьих» эшелона. Начальник станции в отчаянии хватался за голову, не в силах угадать, сколько же их еще будет.
В конце концов начальник дороги разозлился и приказал своему помощнику привести к нему на расправу «бесноватого», как только тот снова появится.
Дубенко отнесся к предстоящей встрече с начальником дороги без особого энтузиазма, но уклоняться все-таки не стал.
Когда в кабинет вошел невысокий худой человек с нервным лицом и упрямым, немигающим взглядом, все негодование начальника испарилось.
Он долго рассматривал Дубенко и потом неожиданно спросил:
— В ЧК работал?
У Дубенко поднялась одна бровь.
— Работал.
— В Саратове?
— В Саратове.
— Меня не помнишь?
У Дубенко поднялась другая бровь.
— Начальник?!
— А тебя подтянуло.
Дубенко махнул рукой и опустился в кресло.
— Всегда такой тощий, как фараонова корова. Разве что тогда на двадцать лет моложе был.
— Да, двадцать лет… Много за это время воды утекло, много поездов прошумело…
Помощник, пришедший с Дубенко, был разочарован. Он ожидал совсем другого приема. «Бесноватый» надоел ему больше, чем все уполномоченные, вместе взятые.
— Сколько же у тебя третьих эшелонов? — спросил начальник дороги.
— Еще немного — всего три.
— Слушай, Дубенко: ты же чекист!
— Ну так что?
— Не знаю, как ты, а я на всю жизнь запомнил слова Дзержинского: «Чтобы быть чекистом, нужно иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки». А у тебя что? Сердце горячее, голова сумасшедшая, а руки? Руки грязные! Передергиваешь! Семь третьих эшелонов! Ты же не один клиент у дороги.
Дубенко вскипел и забегал по кабинету.
— Каждый борется за себя, а в общем это получается — за всех. Кто решает участь войны? Металлургия.
— А транспорт? Транспорт, по-твоему, не решает?
— Ты по каким рельсам ездишь? По деревянным? Кому я везу станки для обточки бандажей, рельсобалочный стан? Кому? Себе, что ли?
— Где ты остановился? — внезапно спросил начальник дороги, заметив в глазах Дубенко лихорадочный огонек, так пугавший дежурных.
— Между четырьмя Пензами, — зло ответил Дубенко. — Это самый сумасшедший город: четыре станции! Сбегаешь с Пензы-первой на Пензу-четвертую, прибежишь обратно — вот день и прошел.
— Выспаться хочешь?
— А ты эшелоны пропустишь?
— Пропущу. Но обоим наркомам, и своему и твоему, телеграммы дам: пусть знают, что ты здесь творишь.
Начальник дороги встал и открыл дверь в соседнюю комнату:
— Койка там, водка в ящике стола — пол-литра. Третий месяц стоит. Иногда нюхаю — помогает. Раздевайся, спи. — И, втолкнув Дубенко в комнату, закрыл за ним дверь.
— Что же делать с эшелонами? — спросил помощник, с интересом прислушивавшийся к разговору.
— Черт с ними, пропустите по «зеленой улице», с ходу. Как ты разберешь, который из них третий? Он сам хозяин — сам номера ставит. А наркомам приготовьте телеграммы, пусть там разбираются.
Две недели спустя директор и главный инженер вместе вошли к наркому. Тот разговаривал по телефону. Две трубки, снятые с рычагов лежали на столе, ожидая очереди.
Как Дубенко ни старался придать своей походке твердость, его пошатывало от усталости и волнения.
Безжизненные глаза Макарова встревожили наркома.