Сталин: арктический щит

Жуков Юрий Николаевич

2

После вывода в сентябре 1919 года союзнического экспедиционного корпуса из Северной области британское военное министерство поспешило оправдаться. Согласно не так уж давно возникшей традиции, выпустило «Синюю книгу». В ней попыталось объяснить как причины высадки войск на территории России, так и эвакуации их оттуда. Заодно дало прогноз на ближайшее будущее: «Всякая попытка одними русскими силами оборонять Архангельск в течение неопределенного периода обречена на неудачу»⁸.

Действительно, когда в конце января 1920 года Красная армия начала общее наступление на огромном пространстве, от Ладожского озера до среднего течения Северной Двины, оставшиеся без зарубежной поддержки войска диктатора Северной области генерал-лейтенанта

Е.К. Миллера, не принимая боя, стали поспешно отступать. 19 февраля генерал-майор Скобельцин, командующий белогвардейским Мурманским фронтом, проходившим, однако, через южные районы Карелии, приказал подчиненным ему частям без сопротивления отходить в Финляндию. На тот же день и Миллер назначил эвакуацию Архангельска, мгновенно превратившуюся в паническое бегство генералитета и штабных офицеров на яхте «Ярославна» и сопровождавшем ее через замерзшее Белое море ледоколе «Козьма Минин» в Норвегию.

20 февраля в Архангельск торжественно вступили части 6-й армии РККА. Одновременно в Мурманске победило восстание, которым руководил начальник комендантской команды штабс-капитан Орлов, оказавшийся большевиком-подпольщиком И.И. Алексеевым. И восстановленная советская власть столкнулась с тем, о чем нисколько не беспокоилось Временное правительство Северной области: с вопросом о границах. Поначалу — только морской.

Прибывший в начале апреля в Архангельск уполномоченный НКИД Г.Л. Шкловский первым делом проинформировал Москву о полной утрате контроля за деятельностью иностранных, в основном норвежских, рыбаков и зверобоев в российских прибрежных водах. Потому и пришлось Г.Б. Чичерину обратиться 15 апреля к своему норвежскому коллеге Н. Илену с настоятельной просьбой «предпринять шаги перед вашими соотечественниками, предложив им прекратить эту практику, нарушающую российские законы»⁹. В Кристиании не стали возражать. Поступили именно так, как и следовало добрым соседям. 21 апреля через консула в Архангельске запросили НКИД «исчерпывающие указания существующих положений определения морских границ России»¹⁰.

Но именно к этому ни Шкловский, ни Наркоминдел оказались не готовыми. Правда, на месте, в Архангельске, Шкловскому удалось узнать о существовании трех вариантов решения вопроса применительно к региону, разработанных до революции, но так и не утвержденных.

Согласно первому варианту, «юридически бесспорная граница наших территориальных вод — тридцатимильная полоса», которая, однако, «допускает нежелательное проникновение иностранных судов и промышленников за параллель Канина Носа в Печерское (юго-восточная часть Баренцева моря. — Прим. авт.) и Карское моря». Во-вторых, по линии, проходящей от мыса Цып-Наволок на северо-востоке полуострова Рыбачий через северное побережье острова Колгуева к Новой Земле. Преимущество данного варианта заключалось в том, что такая граница закрывает проход к горлу Белого моря и делает Печерское море внутренним русским морем и закрывает Карское море». Наконец, третьим вариантом предусматривалась «упрощенная граница по северной параллели 70°0'15'' до меридиана 50° и далее к параллели северной 78-ой, то есть прикрывающая все западное побережье Новой Земли.

Не высказав своего мнения об этих вариантах, Шкловский поспешил сверх меры усложнить и без того далеко не простую задачу. Телеграммой, отправленной 27 апреля, безосновательно напугал НКИД: «…Вообще замечаются со стороны Норвегии шаги, ведущие к захвату Новой Земли»¹². Но столь важное сообщение не подкрепил какими-либо фактами.

В Москве зловещее предупреждение Шкловского оставили без внимания. Изучили все полученные варианты установления российских территориальных вод, внимательно соотнеся их с законодательством других стран. И избрали, но как паллиатив, собственный, оказавшийся четвертым. Его-то Г.В. Чичерин и поспешил довести 4 мая до сведения МИДа Норвегии. «Временно, — указывалось в новой ноте, — и вплоть до общего разрешения вопроса о протяженности русских территориальных вод, российское правительство заявляет, что оно рассматривает в качестве русских территориальных вод на севере России зону в три мили, считая от точек и островов, наиболее удаленных

от береговой линии отлива. Что касается Белого моря, то, поскольку последнее является внутренним русским морем, вышеуказанная трехмильная зона отсчитывается от линии, проведенной от мыса Святой до мыса Канин»¹³.

Однако такая общепризнанная и потому приемлемая для других стран норма просуществовала недолго. Уже 24 мая 1921 года, в соответствии с декретом Совнаркома РСФСР «Об охране рыбных и звериных угодий в Северном Ледовитом океане и Белом море», зону территориальных вод расширили до двенадцати миль. По рекомендации НКИД сделали то, что еще в 1907 году намеревалось осуществить Министерство иностранных дел России, но не решилось, опасаясь протестов из-за рубежа.

Утверждая текст декрета, советское правительство исходило не из желания принять срочные меры для защиты, как вроде бы явствовало из названия документа, запасов промысловых рыб и тюленей в северных водах. Отстаивало прежде всего экономические интересы государства. Стремилось максимально обеспечить преимущество собственному, весьма еще малочисленному, да к тому же и изрядно отсталому рыболовному флоту, оградив его надежно от конкуренции, в основном норвежских и английских рыбаков и зверобоев. Но в конечном итоге решало и чрезвычайно важную политическую задачу, устанавливая выгодную для страны морскую границу.

Декрет определил: «Право РСФСР на исключительную эксплуатацию рыбных и звериных угодий простирается в Белом море — к югу от прямой линии, соединяющей мысы Святой Нос (на Мурманском побережье. — Прим. авт.) и Канин Нос; в Чешской губе (то есть к востоку от полуострова Канин. — Прим. авт.) — к югу от линии мыс Микулин — мыс Святой Нос; в Северном Ледовитом океане — на протяжении берега от государственной границы с Финляндией до северной оконечности Новой Земли, а вглубь на расстояние 12 морских миль от линии максимального отлива как по материковому побережью, так и по побережью островов»¹⁴.

Вслед за Баренцевым и Белым морями положение о двенадцатимильной зоне было распространено на всю остальную часть морской границы РСФСР, однако лишь на Севере оно тогда сразу же породило весьма серьезные конфликты. И не только на дипломатическом уровне, ибо и Кристиания, и Лондон решительно отказывались признать затрагивающее их правовые и экономические интересы столь значительное, да еще и проведенное в одностороннем порядке расширение территориальных вод. Тех самых, которые для Норвегии составляли четыре мили, а для Великобритании — только три.

Потому-то торговому представителю Норвегии в РСФСР Юхану Якхельну и пришлось убеждать Г.В. Чичерина если не отказаться полностью от занятой Москвой позиции, то хотя бы пойти на приемлемый компромисс — четыре мили.

Однако НКИД оказался непреклонен. Его сотрудники слишком хорошо понимали, что о взаимности и паритете говорить еще рано. Нельзя до тех пор, пока вблизи норвежских берегов лов будут вести не случайные русские рыбаки на парусных ботах, а десятки современных, как у англичан и норвежцев, моторных траулеров. И заместитель наркома Л.М. Карахан отклонил предложение Якхельна.

Пока дипломаты обменивались мнениями, рыбаки и зверобои Норвегии и Великобритании пытались продолжать промысел там, где они привыкли, — у западных берегов Новой Земли, в горле Белого моря. Объясняли же свои действия просто незнанием нового русского закона. Результаты того сказались мгновенно. Только в июне 1921 года сторожевик морской пограничной охраны ГПУ задержал и привел в Архангельск как залог до выплаты штрафа три норвежские шхуны — «Поларгуттен», «Ремей» и «Кап Флора»¹⁵. Лишь подписание временного торгового соглашения между Москвой и Кристианией помогло мирно и без исполнения судебного решения ликвидировать возникший конфликт. Несколько позже советские пограничники вынудили английский траулер «Магнето» во время сильного шторма встать на якорь у берега, из-за чего судно тотчас разбилось о скалы. Почти год российским и британским дипломатам пришлось заниматься этим неприятным происшествием: обвинять противную сторону и вместе с тем оправдывать действия именно своей страны¹⁶.