Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956
Шрифт:
Диффузионный завод в Свердловске-44 был меньше, чем американский завод в Ок-Ридже, запланированный выход составлял один килограмм урана-235 в день. Подобно американскому заводу, он был построен в виде огромной буквы U, занимающей обширную площадь. Он включал 6000 компрессоров, разделенных на секции по 128 в каждой. Свежеокрашенные компрессоры, корпуса перегородок и соединительные трубы в кондиционированных помещениях произвели впечатление на немецких ученых. Они были поражены скоростью, с которой был воздвигнут этот технически современный завод{1013}.
Немцы работали в одной каскадной секции, которая была изолирована от остального каскада. Тиссен занимался методами защиты от коррозии, а Барвих измерял и хронометрировал потери гексафторида урана. Немцы, однако, оказались не в состоянии помочь. Берия прибыл на завод и дал Кикоину и его коллегам три месяца для решения проблемы {1014} . В конце концов было обнаружено, что уран теряется внутри компрессоров. Роторы, смонтированные внутри компрессоров, имели арматуру из многослойного железа, внутренние слои были влажными и реагировали с гексафторидом урана. Это не было замечено раньше, поскольку внешние слои оставались сухими {1015} . [229]
229
Подтверждается Петросьянцем.
В 1950 г. Берия освободил Кикоина от обязанностей заместителя Курчатова по Лаборатории № 2, с тем чтобы он сосредоточил свои усилия на газодиффузионном заводе {1017} . К концу 1950 г. проблемы на заводе были решены. Макс Штеенбек, познавший все трудности диффузионного процесса, обратился к Берии с предложением о строительстве небольшого завода с центрифугой для «отшлифовки» обогащения после газодиффузионного разделения, и его предложение было принято {1018} . Но в декабре 1950 г. Технический совет раскритиковал предложение Штеенбека по заводу с центрифугой, фактически покончив с этой идеей {1019} . Примерно тогда же был снижен приоритет электромагнитного разделения. Было решено не строить полномасштабный завод по электромагнитному разделению, а небольшой завод в Свердловске-45, уже завершенный, больше не рассматривался как первоочередной. Эти решения означали, что альтернативы газовой диффузии теперь не были столь нужны [230] . В январе 1951 г. Тиссен сказал Штеенбеку, что проблемы с коррозией на газодиффузионном заводе решены {1020} . В 1951 г. газодиффузионный завод начал производить уран со степенью обогащения легким изотопом свыше 90%. {1021}
230
Продолжалась работа как по электромагнитному разделению изотопов, так и по методу центрифуги. Первый промышленный завод с центрифугой начал работу в 1959 г. в Свердловске-44.
VII
Создание атомной промышленности стало замечательным подвигом, в особенности для страны, экономика которой была разрушена войной. Это показывало, что в Советском Союзе были ученые и инженеры, способные создать совершенно новую отрасль промышленности. Более того, это был не единственный высокотехнологичный проект, разрабатывавшийся в Советском Союзе в то время; ракеты и радар также требовали очень квалифицированных специалистов. Это правда, что Советский Союз получил большую информацию о «проекте Манхэттен» и что эта информация повлияла на выбор технических решений. Но это не уменьшает достигнутого результата — создания атомной промышленности за столь короткое время. Между пониманием того, что нужно сделать, и реальным строительством заводов огромная дистанция.
Командно-административная система оказалась способной мобилизовать ресурсы в огромном масштабе и направить их на первоочередной проект. Сталин и Берия приняли дорогостоящую стратегию нескольких альтернативных путей к бомбе. Принципу избыточности, который критиковал Капица, следовали почти во всех частях проекта: плутоний и уран-235, графитовый и тяжеловодный реакторы, газодиффузионное и электромагнитное разделение изотопов. Выбор такой стратегии означает, что главным для Сталина было время.
Командно-административная система оказалась эффективной при создании атомной индустрии. Но система была жестокой, и цену, которую она потребовала, следует отметить. Во-первых, система широко использовала труд заключенных. Большая часть работ в шахтах и на стройках выполнялась ими. Они добывали уран в Средней Азии и других районах Советского Союза. Они принимали участие в строительстве новых городов, заводов и институтов на Урале и в строительстве лаборатории оружия в Арзамасе-16.{1022} Мало известно об условиях, в которых заключенные работали и жили. Даже Александр Солженицын в своем энциклопедическом труде «Архипелаг ГУЛАГ» ничего не говорит об урановых рудниках и очень мало — о заключенных, которые строили ядерные установки. Каждые три месяца, пишет он, заключенные в сверхсекретных лагерях атомной промышленности «обязаны были возобновлять подписку о неразглашении. Это обязательство создало настоящую проблему — куда девать освободившихся заключенных, так как после работы на объекте они уже не могли вернуться домой. Летом 1950 года группу таких “освободившихся” заключенных этапом отправили на Колыму. Там они были определены на вечное поселение как особо опасный контингент. Они были опасны потому, что помогли сделать атомную бомбу»{1023}.
Отсутствие воспоминаний обитателей ядерного ГУЛАГа или свидетельств об условиях их работы не случайно. Очень немногие из них освобождались даже по окончании срока заключения [231] .
Больше известно об урановых рудниках в советской оккупационной зоне Германии. Условия труда там были ужасны, советские власти вербовали рабочих, поскольку желающих не хватало. Биржи труда получили указание направлять рабочих на рудники, а полиции было приказано составить списки людей, не имеющих постоянной работы {1024} . Беженцы из восточных земель Германии, отошедших к Польше, посылались на рудники; также поступали с военнопленными, возвращавшимися из Советского Союза на эти земли. Организовывались также молодежные бригады {1025} . К 1950 г. в советской зоне в урановой промышленности было занято, по данным ЦРУ, 150–200 тыс. человек {1026} . Шахтеры в Германии жили в бараках, окруженных колючей проволокой и охранявшихся войсками МВД; за попытки побега наказывали, хотя, очевидно, многим они удавались {1027} . Мало внимания уделялось охране здоровья тех, кто работал с ураном: защитная одежда была плохой, многие шахтеры заболевали раком легких, вдыхая радон. Несчастные случаи были не редкостью, медицинское обслуживание — недостаточным {1028} . Нет оснований полагать, что условия на советских рудниках были лучше. Скорее всего, они были еще хуже, так как в них работали
231
Для работы над проектом из тюрем и лагерей были выпущены ученые и инженеры. Единственная шарашка, которую можно идентифицировать с уверенностью, — это институт радиобиологии и радиогенетики в Сунгуле, в 30 км к северу от Кыштыма. Ключевой фигурой здесь был Н.В. Тимофеев-Ресовский, работавший в Германии с 1926 по 1945 г., где он приобрел мировую известность как специалист в области радиационной генетики и биофизики. Некоторые из его немецких сотрудников присоединились к нему в Сунгуле, а Николаус Риль, который был его другом еще по Берлину, стал научным директором института в 1950 г. Институт разрабатывал методы измерения уровня радиации и изучал воздействие радиоактивных изотопов на живые организмы. Кажется, он пользовался протекцией МВД от посягательств лысснковщины, поскольку непосредственно подчинялся МВД, в частности Завенягину. См.: RiehlN. 10 Jahre in goldenen Kafig. P. 49–56. Гранин Д. Зубр// Новый мир. 1987. М» 2. С. 40–43. См. также: Берг Р. Суховей. Нью-Йорк: Chalidze Publications, 1983. P. 224.
Существовала еще одна цена, которая была уплачена из-за издержек административно-командной системы. В погоне за бомбой жизнь и здоровье людей ценились низко, хотя этим и не пренебрегали полностью. В августе 1948 г. Первое главное управление и Министерство здравоохранения разработали санитарные нормы и правила для работающих на установках А и Б в Челябинске-40.
Эти нормы были высоки по теперешним стандартам: в них допускалась ежедневная доза радиации в 0,1 бэр за б рабочих часов (около 30 бэр в год). Но даже этих норм не придерживались. Средняя доза, получаемая рабочими на установке А (реактор) в 1949 г., составляла 93,6 бэр; на установке Б (завод химического разделения) средняя доза составляла 113,3 бэр в 1951 г. {1030} , [232] Данные по химико-металлургического заводу, где прямой контакт с плутонием приводил к многочисленным профессиональным заболеваниям, недоступны {1031} . Ситуация там была гораздо хуже — радиохимические работы были особенно опасными. Следует отметить, что процент женщин здесь был выше, чем на других участках {1032} .
232
После второй мировой войны Комиссия по атомной энергии США установила предельную дозу в 36,5 бэр в год для работающего персонала; международный стандарт в настоящее время 2 бэр в год. (бэр — сокращенно «биологический эквивалент радиации».) См.: Ackland L. Radiation Risks Revisited// Technology Review. February/March 1993. P. 59, 61. Официальный доклад, подготовленный в 1991 г., сообщал, что обитатели Челябинска-40 имели «хронические лучевые заболевания, дозы облучения во много раз превышают верхний допустимый предел». Статистика показывает увеличение смертности от злокачественных образований тех, кто получил дозу 25 бэр в год и общую дозу 100 бэр или более. См.: Proceedings of the Commission on Studying the Ecological Situation in Cheliabinsk Oblast. Vol. 2. Moscow. 1991. P. 23. Комиссия была учреждена указом президента Горбачева 3 января 1991 г.
Первые случаи радиационных заболеваний появились в Челя-6инске-40 в начале 1949 г. Вскоре после этого один из физиков написал Берии, что руководители Челябинска-40 недооценивают опасность облучения персонала, и были приняты дополнительные меры для улучшения условий работы{1033}. Руководители атомного проекта понимали, что радиация может быть вредна, это видно из конструкции реактора и радиохимического завода. Но они завышали допустимые дозы облучения. Нажим сверху при создании бомбы был слишком велик, ученые, инженеры и техники, работавшие в проекте, понимали чрезвычайную важность цели и поэтому готовы были подвергаться высокому уровню облучения. «Опасность работы в условиях повышенного радиационного воздействия понимали не только руководители, но и рядовые сотрудники, — писалось в более позднем исследовании. — Однако не менее отчетливо они понимали, что стране необходимо атомное оружие, и это нередко заставляло их сознательно рисковать своей безопасностью»{1034}. Опасность была особенно высока в первые годы, когда нужно было решить многочисленные проблемы, связанные с новыми, неизученными технологическими процессами. Именно в таких ситуациях люди получали особенно высокие дозы ионизирующего излучения{1035}. Они подвергались повышенному риску хронических радиационных заболеваний и рака в последующие годы. Ситуация в Челябин-ске-40 начала улучшаться только после 1953 г.
Третья цена, которая была заплачена за создание атомной промышленности, — это ущерб, нанесенный окружающей среде. С 1948 по 1951 г. 76 миллионов кубометров отходов с высоким и средним уровнем радиоактивности было спущено из Челябинска-40 в систему рек Теча — Исеть — Тобол. Вскоре стало ясно, что люди, живущие по берегам этих рек, страдают от этих отходов. Обследование летом 1951 г. показало, что русло и вся долина реки Течи сильно загрязнены и что 124 тыс. человек подверглись облучению без всякого предупреждения. Десять тысяч человек было эвакуировано из зон, подвергшихся наивысшему заражению, а другие населенные пункты стали снабжаться водой из иных источников. Река Теча и ее бассейн — в общей сложности 8000 гектаров — были исключены из землепользования {1036} . [233] Была построена система дамб и резервуаров, чтобы улучшить положение, изолируя реку от самых зараженных участков. Первая дамба была построена к концу 1951 г. заключенными [234] .
233
Этот случай привел к увеличению заболеваемости лейкемией среди подвергшегося заражению населения. См.: Kosenko M., Degteva M., Petrushova N. Estimate of the Risk of Leukemia to Residents Exposed to Radiation as a Result of a Nuclear Accident in Soutern Urals// PSR Quaterly. December 1992. P. 187–197. Обширная дискуссия содержится в: Proceedings of the Commission…
234
29 сентября 1957 г. бак — хранилище радиоактивных отходов в Челябинске-40 — взорвался, выбросив 20 миллионов кюри радиоактивных веществ, из которых 2 миллиона попали в атмосферу и распространились на местности к северо-западу. См.: Никипелов Б. В., Дрожко Е.Г. Взрыв на Южном Урале// Природа. 1990. М» 5. С. 48. Этот номер содержит несколько статей, посвященных этой аварии.