Сталин и Черчилль
Шрифт:
Разговор с Керром 4 апреля с.г. (1945).
Этот разговор, собственно, начался вечером 3 апреля в Большом Театре, но закончен он был только 4-го, после завтрака у тов. Молотова и Жемчужиной в честь миссис Черчилль. Поэтому излагать его я буду суммарно.
Разговор начался с того, что Керр, касаясь постановки оперы «Князь Игорь», на которой мы присутствовали вместе с миссис Черчилль, обнаружил большое знакомство с характерами и качествами наших артистов. Я полушутя заметил:
— Ну, вы стали совсем москвичом. Кстати, ведь, кажется, недавно исполнилось 3-летие с момента Вашего назначения послом
— Да, — отвечал Керр, — я уже 3 года нахожусь в Москве. И затем, помолчав немного, Керр неожиданно прибавил: — Пора уходить…
Я удивленно посмотрел на Керра и спросил:
— Почему уходить? Я вот был послом в Англии целых 11 лет… А вы у нас всего 3 года… Или вам предельный возраст мешает?
В дополнение я должен заметить, что на английской дипломатической службе предельный возраст для дипломатов 60 лет, однако из этого общего правила довольно часто делаются исключения, если они оправдываются качествами дипломата или политическими соображениями.
— Нет, — ответил Керр, — вопрос о предельном возрасте меня не беспокоит, и я просто сильно устал. И потом я перестал многое понимать, — может быть, потому, что я устал.
Керр помолчал немного и затем с некоторым раздражением прибавил:
— Здесь, в Москве, на моем месте, сейчас нужен свежий человек, свежий ум — ему, вероятно, легче будет понимать, что происходит.
Я выразил еще большее изумление и спросил Керра, чего он не понимает? И чем он вообще недоволен?
В ответ Керр пустился в длинные рассуждения о том, что в англо-советских отношениях все время наблюдаются какие-то резкие скачки настроений. Вот, кажется, все идет хорошо, все налажено, все текущие вопросы урегулированы, — и вдруг крутой провал: выскакивает какой-то неожиданный конфликт по какому-нибудь неожиданному поводу. За первым конфликтом следует второй, за вторым третий, и т. д., — и притом все по таким поводам, которые, как кажется Керру, совсем не должны были бы вызывать никаких конфликтов. Атмосфера англо-советских отношений внезапно меняется, становится колючей, напряженной. Так продолжается некоторое время. Затем происходит что-нибудь важное, встреча 3-х лидеров или открытие второго фронта, или еще что-нибудь, — и англосоветские отношения выравниваются, становятся дружественными, даже теплыми. И дальше опять какой-то непонятный и резкий скачок вниз. Все это очень тяжело и утомительно. Самое же главное это то, что скачкообразный характер англо-советских отношений рождает неуверенность за их будущее.
Я возразил, что слова Керра меня чрезвычайно удивляют. Он старый дипломат и должен хорошо понимать, что существо отношений между двумя странами определяется их главными, основными интересами. Если эти интересы создают реальную базу для сближения и сотрудничества, то все остальное имеет уже второстепенное значение. Я считаю, — надеюсь, что и Керр тоже считает, — наличие такой базы в англо-советских отношениях бесспорным. Раз так, то Керру нет оснований впадать в пессимизм. Конечно между нашими странами имелись, имеются и будут иметься различные конфликтные моменты, — какие страны их не имеют? Но, поскольку я могу оценить, все они носят преходящий характер. Дипломаты как раз за тем и существуют, чтобы своими усилиями рассасывать и устранять подобные конфликты. Мне кажется странным также, что Керр — столь опытный, видавший виды дипломат — падает духом перед лицом совсем уж не таких грозных препятствий. Что это за трудности в самом деле? Вот, если бы Керр побывал в моей шкуре, когда я был послом в Лондоне, то он понял бы, что его нынешнее положение является просто райским состоянием.
Керр ответил несколькими комплиментами по поводу моей выдержанности, и затем опять перешел к жалобам. Его очень смущает то, что произошло после Крымской конференции. Казалось, что атмосфера в Ливадии была самая дружественная и теплая. По всем вопросам было достигнуто соглашение. Со всех сторон чувствовалось желание найти общий язык.
«Самое неприятное — это даже не те расхождения, которые обнаружились между нами. Самое неприятное — это тон ваших нот и посланий. Почему в них так много какой-то специфической заостренности? Разве нельзя говорить о разногласиях в более спокойных и дружеских выражениях? Вы знаете, что Черчилль человек весьма эмоциональный. Ваш тон вызывает в нем ответную реакцию. Я получил от премьер-министра в последние дни несколько телеграмм, которые свидетельствуют о том, что он очень возбужден и обескуражен. Я боюсь какого-нибудь неожиданного взрыва».
Я ответил, что эмоциональность Черчилля мне хорошо известна из опыта. Но мне также хорошо известно, что у Черчилля большой государственный ум. Мне самому не раз приходилось наблюдать его первоначальные бурные реакции на какие-либо ноты или послания, которые я ему передавал. Однако спустя известное время эмоция уступала место политическому расчету и в конце концов нам удавалось находить общий язык. Я не вижу, почему сейчас должно быть иначе.
Керр пожал плечами и сказал:
— Я не столь хладнокровен, как вы. И я должен повторить еще раз, что просто не понимаю, почему после Крымской конференции происходит то, что происходит?
Я порекомендовал Керру меньше огорчаться и более объективно подойти к возникшим осложнениям. Если он последует моему совету, то я уверен — его большой дипломатический опыт подскажет ему, что надо делать.
После смерти Рузвельта, на похоронах которого Черчилль отсутствовал, последовал целый каскад недружественных, если не сказать враждебных, британских акций по отношению к СССР. В секретной переписке с Трумэном английский премьер начинает использовать по адресу СССР и Красной Армии такие термины, как «железный занавес», «захватчики», «оккупанты». Командованию вооруженных сил направляются директивы о поддержании боевой готовности авиации, приостановке демобилизации оставшихся войск вермахта. Как выяснилось позднее, в эти же дни начальник имперского генерального штаба получил распоряжение исследовать возможность открытых военных действий против России. 13 мая 1945 г. в выступлении по радио Черчилль призвал англичан к бдительности ввиду угрозы восстановления в Европе власти «тоталитарных или полицейских правительств». Главного «виновника» создавшегося положения Черчилль пока еще не решился открыто назвать. Но и без того многим было ясно, что имеется в виду Советский Союз. Если учесть, что согласно опросам общественного мнения в 1945 г. около 70 % англичан дружественно относились к СССР (к США — 15 %), то имеется достаточно оснований предположить, что курс Черчилля на конфронтацию с СССР явился одной из причин потери консервативной партией парламентского большинства на выборах 5 июля 1945 г. и утраты Черчиллем поста премьер-министра.
Через три дня после выступления Черчилля по британскому радио последовала его встреча с советским послом Ф. Гусевым, которая еще более накалила обстановку.
Во время приема [советском] в посольстве 16 мая миссис Черчилль пригласила меня с женой к себе на квартиру на завтрак 18 мая.
На завтраке были: сам Черчилль, миссис Черчилль, Керр и я с женой.
Миссис Черчилль с восхищением рассказывала о своей поездке в СССР и произнесла краткую речь, в которой отметила большую заботу, проявленную Советским правительством, всеми лицами в тех местах, где она была, а также и теми, кто ее сопровождал. Миссис Черчилль просила меня передать ее глубокую благодарность Советскому правительству и всем советским представителям, которые так много сделали для нее во время пребывания в СССР.