Сталин и его подручные
Шрифт:
«Если самые лучшие муж и жена круто заспорят, хотя бы распринципиально, спор может кончиться тем, что либо муж кого-то выебет, либо у него жену уебут. Я уверен, что мы с вами и от чужого не откажемся, и своего не упустим, а если упустим, так потому, что – “она блядь”, хотя бы и увешанная цитатами».
Переписка Бедного со Сталиным передает противоречивые черты сталинской мысли, грубой в тактике и выражениях, утонченной в исповедуемой идеологии.
Ту же двойственность можно проследить в отношениях Сталина с женами и детьми. С одной стороны, его поведение можно приписать грузинским и горским обычаям – жена ни в коем случае не должна унижать своего мужа перед обществом, обращаться с ним неуважительно или легкомысленно. Дети тоже, даже самые любимые,
Даже по этим меркам Сталин был исключительно бесчувственным родителем. Только после заключения второго брака в 1917 г. он заинтересовался судьбой сына Якова, воспитание которого он передоверил почти с рождения своей невестке и Михаилу Монаселидзе. Когда в 1928 г. Яков попытался покончить с собой, Сталин приветствовал его словами: «Ха, промахнулся!» Яков сбежал к родителям мачехи, к Аллилуевым. Сталин написал Надежде Аллилуевой, своей второй жене: «Передай Яше от меня, что он поступил, как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего. Пусть живет, где хочет и с кем хочет» (28).
В 1941 г., спустя месяц после начала войны, Яков попал в плен. Сталин отказался от предложения посредника, графа Бернадота, вступить в переговоры о его освобождении. Более того, он отправил жену Якова в ГУЛАГ как жену дезертира, и, когда немцы напечатали фотографию Якова в своих листовках, Сталин попросил Долорес Ибаррури (знаменитую Пассионарию), главу испанских коммунистов, заслать тайных агентов в лагерь военнопленных, чтобы, вероятно, убить Якова. Через два года, однако, отчаявшийся Яков бросился на электрическую проволоку, где его прикончили немецкие пули.
Со своей дочерью Светланой, однако, Сталин сперва был ласков, даже игриво называл ее Хозяйкой, Сатанкой. Но как только она выросла и начала, не задумываясь о последствиях, влюбляться, он и ее разлюбил и редко допускал до себя.
Супружеская жизнь Сталина постоянно находилась на грани патологии. Его пытливый ум, интеллект педанта и самоучки, в сочетании с угрюмо-романтическим выражением лица, несомненно, привлекали женщин, особенно молодых и неопытных. Среди переписки Сталину в его личном архиве нередко встречаются послания от забытых возлюбленных: «Брат Сосо, я та, которая была сестрой, неразделимым другом твоей матери… в Сибирь посылала Вам разные посылки… как были в Сибири, помогали [матери]; за вами ухаживала очень красивая соседка Лиза – это я» (29). Первая жена, Като, вовсе не была безмолвной крестьянкой – ее воспитывали домашние учителя, ее брат учился в университете в Германии, но, насколько нам известно, она никогда не жаловалась на мужа и, как нормальная грузинская жена, не совалась в мужнины дела. Другие связи Сталина, с Онуфриевой, с Перепрыгиной, его второй брак с семнадцатилетней Аллилуевой не выявляют каких-либо ненормальных черт в его сексуальности, если не считать склонности к очень молодым девушкам.
Сталину нравилось обнаженное женское тело, о чем свидетельствуют собранные им почтовые открытки. Читая диалог Анатоля Франса о стыдливости, он подчеркивал красным карандашом замечание: «Немногие из [женщин] знают, как прекрасна нагота… Растение с гордостью показывает то, что человек скрывает» и написал на полях: «Оригинально весьма…» Через десять лет, еще раз овдовев, Сталин прочитал дневник, который вела жена Льва Толстого в 1910 г., в последний и самый несчастный год их столь сложной супружеской жизни. В ее записях Сталин находил много пищи для размышлений; в особенности он выделил запись Софьи Андреевны: «Трубецкие одни купались, муж с женой прямо в речке, поразили нас этим» (30).
Говорили, что Сталин изнасиловал Надежду Аллилуеву в поезде и поэтому должен был на ней жениться. Ходили даже слухи, что в Баку он переспал с ее матерью за девять месяцев до рождения Надежды. (Бурный темперамент Ольги Аллилуевой, тот факт, что она и Сталин жили в одном и том же городе в 1900 г., и внезапный разрыв между Сталиным и Надеждой в 1931 г.
Одержимый погоней за властью и подавлением любого сопротивления, в других сферах жизни Сталин мог казаться относительно нормальным. О сексуальной патологии не приходится говорить. Надежда два раза родила и, судя по медицинским архивам, у нее было десять абортов. После ее смерти, зная хорошо документированную сталинскую повседневную жизнь, мы можем сказать, что вряд ли вождь находил время для романов. Может быть, эпизодически роль наложницы играла экономка Валентина Истомина, и не одна балерина и оперная певица пишет в своих воспоминаниях, что была любовницей вождя в 1930-х или 1940-х гг. Как любовник Сталин почти наверняка был груб и невнимателен, но никакая теория сексопатологии не проливает свет на хладнокровный мстительный садизм Сталина.
Может быть, в его суровом быту мы найдем ключ к неумолимой концентрации Сталина на делах, к его неспособности смягчаться. В его окружении почти не было людей, которых он не был бы готов истребить, как почти не было вещей, которые бы он ценил. К его услугам были богатства половины мира, но он жил в плохо обставленных комнатах и спал на неуютных диванах. Гардероб его был скуден. Пусть не до такой степени аскет, как Гитлер, Сталин мало интересовался физическими удовольствиями. Еду он любил простую, не изысканную: главное, чтобы она не была отравлена. Он пил и курил умеренно, заставляя пьянствовать своих гостей; знаменитая трубка раскуривалась редко – она была бутафорией.
Сталин любил причинять боль, и это можно объяснить тем, что он сам никогда не был свободен от боли. Антигерой в повести «Записки из подполья» Достоевского говорит, что тот, кто страдает от зубной боли, хочет, чтобы и другие так же страдали. Эта логика применима к поведению Сталина. Мучения, которым он подвергал других, происходили от его собственных. Ему причиняли боль не только сросшиеся пальцы ноги, но и левая рука – она до того атрофировалась, что к пятидесяти годам он уже не мог удержать в ней чашку чая. Из сохранившихся материалов ежегодных медицинских обследований мы видим пожилого мужчину, страдающего от постоянной боли. В 1920-х гг. Сталин страдал ишиасом в обеих ногах и хронической миалгией, артритом и атрофией мускулов. После удаления аппендикса в 1926 г. его, вследствие раздражения кишечника, одолевали поносы, не позволявшие ему отходить далеко от туалета. Как и другие большевики, после тюрьмы он страдал туберкулезом, и, хотя болезнь отступила, поврежденное правое легкое прилипло к плевре. Голос его был слишком слаб, чтобы выступать без микрофона. К 1930 г. состояние его зубов было плачевным. В Сочи известный зубной врач, Яков Ефимович Шапиро, удалил ему целых восемь корней и поставил коронки на уцелевшие зубы (31). Он постоянно подвергался головокружениям, инфекциям кишечника и дыхательных путей; часто жаловался, особенно накануне своих долгих летних отпусков на юге, на симптомы душевного расстройства – измождение, раздражительность, ослабление внимания и памяти.
Сталинское параноидальное недоверие к лечащим врачам не было совершенно беспочвенным. Грубые ошибки в диагнозах и последовавшие за ними неожиданные смерти Дзержинского в 1926 г. и Жданова в 1948 г. наводят на мысль, что кремлевские врачи были не очень надежны, если не хуже. Подозрительность Сталина развилась до такой степени, что он сам выписывал лекарства из аптеки под чужой фамилией и заставлял телохранителя пить лекарство до него. В 1934 г. он припер к стенке доктора Шнейдеровича вопросом: «Доктор, скажите, только говорите правду: у вас временами появляется желание меня отравить?» Шнейдерович, разумеется, заверил Сталина, что такого желания у него нет; тогда Сталин продолжал: «Вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у меня есть враги, способные это сделать». 5 января 1937 г. во время застолья Сталин заметил профессору Валединскому: «Среди врачей есть враги народа» (32). Через пятнадцать лет Сталин принял меры, небывалые в истории тиранов, и велел своим подручным разобраться с врачами.