Сталин и Мао(Два вождя)
Шрифт:
Мао Цзэдун не мог согласиться с тем, что теперь, давая ответ Д. Ачесону, Сталин представил этот договор снова как равноправный. Очевидно, что Мао Цзэдун не желал в данном случае считаться с тем, что высказывания, содержавшиеся в заявлении советского министра иностранных дел, были предназначены, прежде всего, для Вашингтона, то есть Мао Цзэдун не соглашался с тем, что у Сталина есть право в дипломатических целях говорить Вашингтону одно, а в закрытом порядке заверять Мао Цзэдуна в другом. Ведь Сталин полагал, что он таким образом защищает общие интересы всех коммунистов планеты, единые интересы социалистического лагеря перед лицом общего противника, что же касается взаимоотношений
С другой стороны, сам Мао Цзэдун стремился разграничивать два вопроса. Один — вопрос об установлении дипломатических отношений с МНР. Другой — вопрос о неравноправных договорах и об ошибочных методах Сталина, который исходил, с точки зрения Мао Цзэдуна, из позиций великодержавного шовинизма. Поэтому в интервью Ху Цяому, то есть в статье Мао Цзэдуна, по вопросу о Монголии и не было сказано ни слова.
Сталин, учитывая позицию Мао Цзэдуна, больше не стал возвращаться к этому вопросу.
Тем не менее Сталин нашел пути косвенного выражения своего мнения по следам случившейся между ними размолвки.
В одном из последующих разговоров с Мао Цзэдуном Сталин, осознавая, что между ним и Мао Цзэдуном недостает взаимопонимания, что существуют особенности культуры Китая, подробно выяснял для себя смысл многих китайских вещей и явлений, в том числе и самых повседневных.
Выслушав подробные разъяснения Мао Цзэдуна, Сталин сказал своим коллегам, что китайский язык, китайская письменность имеют свой особый национальный характер; тут все совершенно не похоже на представления, имеющиеся в языках Европы и Америки. При этом Сталин заявил, что китайская нация — это великая нация, а Мао Цзэдун — великий сын китайской нации! «Слышали, надо уважать культуру Китая, уважать Мао Цзэдуна!» — сказал Сталин.
Сталин был в достаточной степени дипломатичен, чтобы подчеркнуть свое внимание к культуре Китая, к китайцам, лично к Мао Цзэдуну. Во всяком случае, Сталин подчеркивал свое уважение к культуре и особенностям Китая, стремясь тем самым и нащупывать общую почву в переговорах и отношениях с Мао Цзэдуном.
Мао Цзэдуну никогда не приходила в голову мысль о том, что взаимное недопонимание существует и потому, что он сам, Мао Цзэдун, не ценил культуру России, не призывал своих сторонников понимать, что это культура им неизвестна, что она самобытна и оригинальна, что в ней есть чему поучиться, что это не китайская культура, а потому следует учиться уважать и понимать и культуру России, и людей России. Словом, одним из важнейших недостатков Мао Цзэдуна было то, что он, очевидно органически, был неспособен относиться к другим народам, их культурам как к равным своему народу и культуре своего народа. Неравноправие в отношениях к другим народам — неотъемлемое качество Мао Цзэдуна.
Сталину был присущ великодержавный шовинизм. Мао Цзэдун тоже был болен этой болезнью. При этом Сталин хотя бы на словах проявлял уважение к культуре другого народа, а Мао Цзэдун этого не делал никогда; его шовинизм и презрение к другим народам были по сравнению со сталинским великодержавным шовинизмом в квадрате. Весьма примечательно, что Мао Цзэдун практически совершенно не интересовался ни нашей страной, ни ее культурой, ни фактически даже историей ВКП(б) и не задавал в этой связи никаких
Сталин во время пребывания Мао Цзэдуна в Москве проявлял инициативу для того, чтобы беседовать с Мао Цзэдуном, расспрашивать его о Китае, в том числе и о китайской революции.
Однажды, когда переговоры относительно текста договора были очень затяжными и напряженными, Сталин пригласил Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, Ван Цзясяна в соседнюю комнату и попросил Мао Цзэдуна откровенно высказать то, что у него лежало на сердце.
Мао Цзэдун снова начал рассказывать о том, как в период аграрной революции в Китае он подвергся нападкам со стороны тех, кто проводил ошибочную линию, тогда его даже оттеснили от руководства. «Они отняли у меня право высказывать свое мнение, не позволяли мне участвовать в работе»…
Сталин, как обычно, серьезно и внимательно слушал Мао Цзэдуна. Судя по выражению его лица, отмечал китайский переводчик, Сталин и симпатизировал Мао Цзэдуну, и испытывал некую неловкость.
Мао Цзэдун же все более воодушевлялся. Внезапно он даже встал с кресла и, указывая на Ван Цзясяна, сказал: «Он, они, именно они и наносили по мне удары, вытесняли и оттесняли меня! Вот он и есть тот самый человек, который в Советских районах {Китая} и совершал эти ошибки!»
Чжоу Эньлай и Ван Цзясян просто места себе не находили, не знали, как реагировать, как остановить Мао Цзэдуна.
Сталин же сказал с удивлением: «Ну, посол Ван, ну ты и силен; значит, ты тоже совершал такие ошибки?!»
Ван Цзясян искренне ответил: «Да, совершал».
Мао Цзэдун почувствовал, что он слишком разошелся, и исправил положение: «Он давно уже исправился. А теперь он у нас сильный работник. После проведения нами движения за исправление стиля работы в Яньани мы осуществляли курс на то, чтобы извлекать урок из ошибок прошлого в назидание на будущее и относиться к тем, кто ошибался, как к больным, лечить и вылечивать их. Совершил ошибку, исправь ее, и дело с концом.
А уж если исправился, тогда мы больше не будем и вспоминать о прошлом, как говорится, прошлое тут в вину не ставится, за прошлое не взыскивается. Я и сам совершал ошибки, но я осознавал и исправлял их, исправлял втихомолку, украдкой!»
Думается, что эта сцена говорит об уровне культурности Мао Цзэдуна, а также о том, что в беседах со Сталиным Мао Цзэдун никак не выглядел великим мыслителем. Более того, поведение Мао Цзэдуна наводит на мысли о его неуравновешенности и об отклонениях в его психике; ведь он повторялся в беседах со Сталиным и заклинивался на вопросе о своих обидах.
Конечно, Сталин не давал Мао Цзэдуну почувствовать свои подлинные настроения. Более того, Сталин понял, что следует проявлением внимания к рассказам Мао Цзэдуна создавать определенную атмосферу в ходе переговоров и встреч.
Исследователь, знакомившийся с архивом президента Российской Федерации, Д. А. Волкогонов писал, что на Сталина произвела большое впечатление старинная китайская притча, рассказанная однажды ему в беседе Мао Цзэдуном.
… На севере Китая жил старик по имени Юй-гун («глупый дед»). Дорогу от его дома на юг преграждали две большие горы. Юй-гун решил вместе с сыновьями срыть эти горы мотыгами. Увидев это, другой старик, Чжи-соу («мудрый старец»), рассмеялся и сказал: «Где же вам срыть такие горы? Глупостями занимаетесь»… Юй-гун ответил: «Я умру — останутся дети, дети умрут — останутся внуки, и так поколения будут сменять друг друга бесконечной чередой. Горы высоки, но выше уже стать не могут: сколько сроем, настолько они и уменьшатся. Почему же нам не под силу их срыть?» Юй-гун продолжал рыть горы… Это растрогало бога, и он унес эти горы…