Сталин и разведка накануне войны
Шрифт:
Но вернемся к информации Зорге со ссылкой на Шолля. Сейчас мы не будем анализировать, почему он сразу не сообщил то, что сообщил уже 3 июля по запросу руководства ГРУ. Вполне возможно, что что-то помешало ему сразу это сделать. Да и радиоконтрразведывательный режим в Японии в то время был резко усилен, и его радист не мог подолгу «висеть» в эфире. Куда важнее иные обстоятельства, изложенные в тех двух телеграммах.
Во-первых, подозрения на то, что Шолль привез с собой масштабную дезинформацию, едва ли будут всерьез оправданы. В крайнем случае всего лишь на очень мизерную долю, потому как даже послу не сообщили конкретную дату нападения Германии на СССР. На этот счет послу была сообщена информация достаточно общего характера, хотя и не без некоторой дезинформирующей конкретизации даты. А в остальном-то все точно. Но даже не это важно.
Важно и, во-вторых, вот что. Явно специально Зорге указал, что Шолль выехал из Берлина 6 мая. Следовательно, последний шанс, когда он мог что-то узнать от своих коллег в Берлине, мог иметь место только пятого мая. Но и то вряд ли, ибо накануне отъезда наверняка, по
А теперь еще раз вернемся к выводам Гальдера. Именно после приведенных выше выводов Гальдера, а также опираясь на данные абвера, А. Гитлер с полным на то основанием констатировал на совещании 30 марта 1941 г. явный отказ советского командования от использования «активной обороны», которое только и предполагало возможность организованного отхода (в терминах Гитлера от 9 января 1941 г. — «фронтальное оттеснение» советских войск, от чего он еще тогда предупреждал своих генералов{295}), чего в тот момент он больше всего и боялся. Вот что тогда заявил Гитлер заявил своим генералам, располагая данными своей разведки: «Вопрос о русском отходе: маловероятен, т.к. русские связаны с Прибалтикой и Украиной. Если русский задумает отступать, он должен сделать это весьма заблаговременно, иначе не сможет отойти, сохраняя боевые порядки»{296}. Хуже того. Гитлер тогда особо категорично потребовал от своих генералов самых решительных прорывов самыми максимальными силами при самой максимальной их концентрации на решающе ключевых, по мнению германского командования, участках! Вот его слова: «…Бескрайние просторы территории (России. — A.M.) делают необходимой концентрацию сил на решающих участках. Массированное использование авиации и танков на основных направлениях. Авиация не сможет одновременно обработать этот гигантский район; в начале войны она сможет установить свое господство лишь на отдельных участках этого колоссального фронта. Поэтому ее использование должно проводиться в теснейшей связи с операциями сухопутных войск. Русские не выдержат массированного удара танков и авиации»{297}.
И уж тем более вовсе не случайно, что тогда же, в марте 1941 г. от Альты поступило сообщение, в котором она информировала, что «…некоторые (имелись в виду военные. — A.M.) высказывают удовлетворение этой концентрацией (советских войск на границе, преимущественно в Белостоке ком и Львовском выступах. — A.M.), так как считают, что русская армия не в состоянии будет отступить и поэтому… удастся осуществить против нее Канны»!{298}
Потому что супостаты ясно уразумели, что при такой дислокации советских войск, тем более при всех тех, указанных выше «особенностях» ее «специфических странностей», удар через вполне очевидные бреши в «узкой ленте» статического фронта (при низкой и тем более очень низкой оперативной плотности войск они образуются сами по себе) будет столь чудовищно мощным, что хватит и тех сил, что были выделены для нападения, хотя прекрасно знали о многократном превосходстве РККА в количестве боевой техники! Хуже того. Ведь они уже в марте сообразили, что вполне реализуем вариант Канн!
То обстоятельство, что за столь короткий срок главным штабным супостатам и даже самому Гитлеру удалось прийти к таким стратегическим выводам, в конечном итоге означает, что уже во времена Тимошенко — Мерецкова началось не только протаскивание идеи немедленного — по факту нападения — встречно-лобового контрнаступления своими основными силами против неосновных сил противника, но и фактическая подготовка к таким незаконным действиям, а при Жукове это процесс был настолько резко активизирован, что уже в марте с германской стороны последовали такие выводы.
Вот тот самый пункт, в котором они откровенно обманули Сталина и Молотова, получив в результате согласие на значительное усиление КОВО. Потому что предложив два варианта — один для обороны, другой для контрнаступления, они в итоге фактически сознательно запутали все, но и сами тоже запутались, естественно. Двойные стандарты еще никого до добра не доводили. И вовсе
Но вот в чем курьезная незадача-то — «… замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, требовал точного учета сил и планов противника»{300}.
Конечно, абсолютно всей полнотой данных о планах противника наш ГШ не располагал — по крайней мере на сегодня эта точка зрения является официальной и пока не оспариваемой. Да и, честно говоря, невозможно знать все абсолютно, не говоря уже о том, что чем шире круг знаний, тем больше очевидно незнание. Однако же все-таки располагали немалым и, как представляется, вполне достаточным для адекватного реагирования количеством необходимых данных, о чем говорилось в предыдущих главах. И эти данные, даже при не очень значительных усилиях мыслительного аппарата, позволяли сообразить, что замысел, основанный на идее нанесения мощного контрудара, а не отражения агрессии путем ведения обороны, действительно всерьез чреват чрезвычайно негативными последствиями, не говоря уже о том, что откровенно противоречил официальному плану отражения агрессии. А уж о «странной специфике» дислокации сосредотачиваемых и развертываемых войск и говорить-то не приходится.
Ну скажите на милость, много ли ума надо, чтобы понять, что если доминирование в количестве сосредотачиваемых войск противника приходится на его левое крыло, то, следовательно, это и есть направление главного удара?! Тем более, что и сами прогнозировали точно так же. И прогноз не менялся!
Более того, много ли ума требуется для того, чтобы осознать, что коли направление главного удара противника приходится на правый фланг советских войск, то в случае прорыва там нашей обороны прорвавшиеся войска противника, повернув при необходимости на юг, могут так дать поддых рванувшей в немедленное по факту нападения встречно-лобовое контрнаступление с Юго-западного плацдарма группировке советских войск, что катастрофа будет неминуема. Ведь этот удар поддых запросто просчитывался — ударить могли как войска противника, действовавшие на направлении главного удара, развернувшись на юг, так и войска группы армий «Юг», повернув на север. А ведь о существовании и силах этой группы армий в нашем ГШ не только прекрасно знали, но и умышленно выпячивали и преувеличивали ее значение, в том числе и при помощи информации военной разведки, которую Сталину докладывал лично Жуков. Ведь командование немецкой группировки ГА «Юг» не сидело бы сложа руки, наблюдая, как красные понеслись в самоубийственное немедленное встречно-лобовое контрнаступление. Оно всеми силами и средствами ускорило бы это самоубийство. Проще говоря, запросто могли бы устроить очередные Канны для любителей бездумно нестись за бугор наказывать супостатов. Кстати говоря, нечто подобное и случилось уже после нападения, когда Гитлер приказал в августе 1941 г. повернуть часть войск ГА «Центр» на юг в целях окружения и окончательного разгрома нашего Юго-западного фронта. В результате произошла одна из самых кровавых катастроф в дебюте войны — катастрофа Киевского «котла». А до того это самое «мощным ударом…», который и попытался 23 июня реализовать Жуков, накрылось таким медным тазом, что советские войска на Юго-западном фронте чуть ли не в мгновение ока потеряли едва ли не подавляющую часть своих танковых сил.
Любопытно в этой связи вот еще что. Вновь обратимся к мемуарам М.В. Захарова: «Характер оперативно-стратегических взглядов работников… (почему здесь поставлено отточие, поясню ниже) достаточно рельефно выражает представленная в Генштаб в декабре 1940 г. «Записка по решению Военного совета Юго-западного фронта по плану развертывания на 1940 год» за подписью начальника штаба Киевского военного округа генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева. В разделе “Военно-политическая обстановка и оценка противника” указывалось, что “ввод немецких войск в Румынию и Финляндию, сосредоточение к границам СССР более 100 дивизий и направление политических и стратегических усилий на Балканы (группа генерала Бласковеца и группа генерала Рейхенау), наличие германо-итало-японского союза и появление итальянских (видимо, имелось в виду немецких. — М. Захаров) дивизий в Румынии следует рассматривать не только как мероприятия, направленные против Англии, но и как мероприятия, которые могут обратиться своим острием против СССР… Такое положение на Балканах создает для Германии благоприятные условия: а) использование взаимодействия с европейским союзником — Италией; б) использование военно-экономических ресурсов Балканских государств (в первую очередь нефти) и их вооруженных сил (в первую очередь Венгрии и Румынии); в) использование плацдарма для вторжения на богатую сельским хозяйством и промышленностью территорию УССР”. Отсюда делается вывод, что основные усилия Германии будут нацелены против Юго-западного фронта, а значит, “здесь следует ожидать главный удар объединенных сил противника”. Возможность наступления немцев из Восточной Пруссии и района Брест-Литовска не отвергалась, но считалась маловероятной, поскольку Германия будет держать значительные силы против Юго-западного фронта, чтобы не допустить его наступления на юге с целью разорвать связи гитлеровцев с Балканскими государствами.