Сталин и заговор Тухачевского
Шрифт:
О себе говорила, что происходит из потомственной военной датско-французской семьи, что и наложило отпечаток на ее воспитание. Отец — офицер, представитель Французской республики в Дании. Здесь он женился на местной девушке, чьи родители принадлежали к местной политической знати. Дед ее — Адам Мольтке (1785-1864) — видный государственный деятель Дании, занимавший посты министра финансов, министра иностранных дел и даже премьер-министра. Дед из Франции — тоже не маленькая величина: генерал Гонзу, один из руководителей французского военного министерства. Ее прадед и прапрадед служили старшими офицерами у императора Наполеона — покорителя Европы, дед— у императора Наполеона III (1808-1883), проигравшего пруссакам свою империю в битве при Седане (1870). Ее дед — участник этого сражения, получивший там тяжелую рану. В семье всегда господствовал культ Наполеона Великого, и свое
Много интересного дед рассказывал и о немецком военном атташе полковнике Шварцкопене, который купил Эстергази и сделал его шпионом, о служаке из унтер-офицеров майоре Анри, которого прикончили в тюрьме собственные начальники в силу скандала, о его начальнике полковнике Сандере из Второго бюро, что ведает контрразведкой, также о полковнике Пикаре. Он с большим риском для себя сумел оправдать Дрейфуса. И о том рассказывал дед, как капитан Вейль, прибывший в контрразведку из запаса, с помощью своей жены-красавицы, родом из Австро-Венгрии, попал в штаб генерала Соссье, военного губернатора Парижа: та стала его любовницей и прибрала к рукам глупого старика. А еще он рассказывал о работе русской разведки в Париже, где всеми командовал военный атташе барон Фредерике, игравший затем большую роль при дворе покойного Николая II.
Много Жозефина рассказывала интересного и на другую тему: о жизни Наполеона I и Наполеона III, о знаменитых маршалах Наполеона и коварном Фуше, о прохвосте Талейране, о Коленкуре, о неудачном походе в Россию, о королях Франции Людовиках, о знаменитой мадам Помпадур, влиятельной королевской любовнице, о широко известных авантюристах графе Сен-Жермене, Казанове и Калиостро, о неудачных маршалах Базене и Мак-Магоне, приведших императора к позору Седана. И о том она могла поведать, как после этого поражения император Наполеон III жил в плену — в знаменитом кайзеровском дворце в Вильгельмсхое, под Касселем. Это было чудесное место, воспетое поэтами, — с огромной статуей могучего Геракла, видной издалека, прекрасным садом и всемирно известным каскадом, который как могучий водопад, рассеивая брызги, с большой высоты низвергался в парковое озеро. Жозефина всегда говорила о своем глубоком восхищении гением фельдмаршала Мольтке-старшего (1800-1891), организаторе выдающихся военных побед.
Дама столь выдающихся достоинств неизбежно должна была попасть в поле зрения немецкой разведки. Последняя очень любила использовать женщин-разведчиц и считала их работу высокоэффективной (знаменитая танцовщица Мата Хари, о которой много писали, считалась одним из лучших образцов). Да и как было не обратить внимания на такую привлекательную даму, которая происходила из потомственной военной семьи, не была связана брачными узами, знала четыре языка (французский, английский, немецкий и польский) и вращалась все время в военной среде — часто среди высшего офицерства, обладала высокой интеллигентностью и очень большой привлекательностью?!
Канарис, глава абвера, лично завербовал ее, собрав на нее значительное досье. Вербовка прошла достаточно легко. С ее стороны было лишь одно пожелание: не работать против Франции, родины ее отца. С этим Канарис легко согласился:
Итак, после тщательного обучения в немецкой разведывательной школе в Лоррахе, в Баварии (где обучалась и знаменитая Мата Хари!), новый агент начала свою секретную разведывательную деятельность, разъезжая, как и прежде, с концертами по разным городам, но уже за пределами Германии и целенаправленно собирая военную информацию и вербуя новых подходящих агентов.
Радиус поездок становился все шире: Бельгия, Голландия, Англия, Чехословакия, Югославия, Польша, Румыния, Австрия, Венгрия, Прибалтика. Бывала она и во Франции, но с поручениями безобидного свойства.
И, наконец, после большой подготовки, наступил черед России. Гитлер думал о возможной войне с ней и был очень озабочен формированием немецкой военной агентуры в Красной Армии. На помощь Кестрингу в Москве Канарис и решил отправить эту свою протеже, успевшую стать «звездой» первой величины в его разведывательной сети, в столь обширной, какой Германия не имела никогда. Главным объектом внимания и вербовки должен был стать сам маршал Тухачевский и его ближайшие соратники, а также ряд дипломатических и советских работников, на которых немецкая разведка давно собирала материалы — в расчете на их шантаж и вербовку. Все ли знал Канарис о собственном агенте? Он думал, что все. Неизвестно, однако, точно: знал ли он, что его гордость и наилучшая немецкая разведчица, которая высокопоставленным лицам зарубежья обычно говорила с легкой улыбкой: «Рейхсминистр Риббентроп — мой сводный брат!» — на самом деле агент-тройник, одновременно ведущий работу на разведки Германии, Дании и Франции, что специальную подготовку она получила именно во Франции, в разведшколе Второго бюро, поскольку ее близкие работали в разведке и контрразведке.
Возможно, что Канарис о том догадывался, а может, и знал, ибо прекрасная разведчица, показавшая свою высокую полезность, закрепила отношения с адмиралом полезной любовной связью.
Во всяком случае, знал Канарис или только догадывался, к такого рода «шалостям» он относился снисходительно, находя подобную линию действий вполне обычной для разведки, когда тем более имелось налицо наполовину французское происхождение.
Надежда и гордость Канариса с данным ей поручением справилась блестяще, вступив в контакты с Тухачевским и многими его сторонниками и рядом оппозиционных деятелей из Наркомата иностранных дел. Каждого она очень искусно вовлекала в любовную связь, а потом, прибрав к рукам, вербовала на работу для немецкой разведки, что было, как оказалось, не очень трудно, так как оппозиция отчаянно нуждалась «в своих» людях в немецкой разведке и рейхсвере.
Тухачевский, как кажется, пошел на эту вербовку без особых угрызений совести. С советским режимом и искренней партийностью он уже давно внутренне порвал; связь с лучшей разведчицей рейха и абвера, любовницей самого Канариса, давала надежду укрепить отношения с последним, создав обстановку личного доверия, что в деле заговора было очень важно.
Сталин, получив материалы о деятельности немецкой разведки от Ежова, деятельность Жозефины Гензи оценил высоко, сказав о ней с несомненной досадой: «Она красивая женщина. Разведчица. Завербовала на базе бабской части Тухачевского, Карахана. Она же завербовала Енукидзе. Она держала в руках Рудзутака».
Но детали взаимоотношений завербованных с немецкой разведчицей в настоящее время открыть мы еще не можем: сведений пока нет. Это работа для будущего. Это особая глава.
Известны имена и еще двух любовниц, но те как будто особо доверенными связными не были: Тухачевский их отверг, полагая, что им недостает ума.
Первая — вдова Максима Пешкова, сына М. Горького, Надежда Алексеевна Пешкова, бывшая художницей, игравшая заметную роль в доме писателя. Ягода приставил ее, свою любовницу, тайно наблюдать за «Буревестником». Тухачевский вступил в связь с любвеобильной «Тимошей» (так звали ее близкие) с намерением использовать ее для своих целей — в том числе и для негласной связи с Ягодой, но быстро в ней разочаровался.
Другой дамой была Шура Скоблина, племянница белогвардейского генерала Скоблина, одновременно тайного агента НКВД. Ягода приставил ее к Тухачевскому, видно, тоже свою любовницу (на том уровне такие дела часто практиковались), с приказом тщательно следить за ним и доносить ему о всех разговорах и контактах маршала. Та послушно вела слежку и несколько лет писала на него тайные доносы, которые становились все более озлобленными, так как она по натуре оказалась очень ревнива и «внимание» Тухачевского к другим дамам ее крайне оскорбляло.