Сталин и заговор военных 1941 г.

Мещеряков Владимир Порфирьевич

Будучи совершенно твердо ориентирован об объектах нанесения ударов, среди которых Варшава никогда не значилась, я усомнился в данном распоряжении.

— Товарищ полковник, — обратился я к Скрипко, — кто давал распоряжение?

— Лично Жигарев (в то время командующий ВВС — автор А.Г.)

— А вы вскрыли пакет? — опять спросил я.

— Нет. Без особого на то распоряжения этого сделать я не могу.

Мне

стало ясно, что полковник Скрипко так же, как и я, и не мыслит вскрывать документы на случай войны без особого на то распоряжения. Но его не было…

— А вы уверены, что нашему полку приказано бомбить Варшаву?

Скрипко вспыхнул. Разговор стал принимать неприятный оборот.

— Я вам еще раз передаю словесный приказ командующего ВВС произвести боевой вылет на Варшаву, еле сдерживаясь, повышенным тоном сказал Скрипко…

Я распрощался с ним и вышел…

Во второй половине второго дня войны полк поднялся в воздух и лег курсом на Варшаву (???)».

Голованов не упомянул, чем закончился полет к столице генерал-губернаторства, но думаю, читатель и сам догадается о его результатах. Что здесь видим? Разве, дали команду о вскрытии пакета под литерой «М», то есть, мобилизационного, командиру авиакорпуса Скрипко? Нет! А так как Голованов, ранее знал, что там (в пакете) таких целей, как Варшава, не значилось, то выразил сомнение в правильности поставленной перед ним боевой задачи — бомбежка Варшавы. Это же не над своим аэродромом покружить? Надо же было заранее наметить маршрут полета, ориентиры, привязку к местности и все утрясти со своим флагманским штурманом, таким, каким например, являлся капитан Хохлов из 1-го минно-торпедного авиационного полка. А словесный приказ, как говорят в таких случаях, к делу не пришьешь. Немало настреляли по началу войны командующих авиасоединениями, из тех же ВВС, слепо выполняющих устное распоряжение более высокого начальства. Оно-то, отсиделось «в кустах», а непосредственные исполнители положили голову на плаху. Указали на них пальцем: «Своими действиями содействовали врагу». И точка. По войне мало было времени на разбирательства. Настоящий враг уходил от ответственности, а простые, честные военные попадали под расстрельные статьи. Оправдайся, например, Голованов по поводу бомбежки Варшавы. Скрипко, взял бы, да и сказал следователям из Особого отдела, что посылал, дескать, Голованова бомбить Кенигсберг. Кому верить? Приказ-то был отдан на словах. В дальнейшем, правда, ввели строгое указание: все делать только по письменному приказу вышестоящего начальства. И то, недруги умудрялись подличать и при таких обстоятельствах.

Но вернемся к Голованову, с его не вскрытым мобилизационным пакетом. Как увязывался с планом «активной обороны» Красной Армии, этот отданный на словах приказ о полете за тридевять земель к Варшаве? Кроме вреда — никак. Какие цели были указаны полку Голованова и все ли самолеты вернулись домой после сомнительного, с позиции здравого смысла, заграничного вояжа? Молчание.

Но, не к этому, особо хотелось привлечь внимание читателя, так как о пакетах говорилось ранее, в одной из начальных глав исследования, тем более тема — не авиационная. Хотелось провести параллели с минными делами на Балтике и Черном море.

Продолжаем рассказ Николая Ефремовича Басистого.

«Вскоре на «Червону Украину» прибыл командир крейсера «Красный Кавказ» Алексей Матвеевич Гущин. Вместе с ним мы направились к командиру бригады крейсеров капитану 1 ранга С. Г. Горшкову. Поскольку минная постановка была совместной, предстояло предварительно разыграть ее на морской карте.

Выход из базы, следование в точку, от которой начнется минная постановка, курсы и скорости, на каких она будет производиться, время, сигналы — все это согласовывалось самым тщательным образом. Да иначе и нельзя. Ведь даже при обычном совместном плавании в ясную погоду необходимы точные согласования по времени, курсам и скоростям для обеспечения нужных

тактических построений и безопасного маневрирования. А мы готовились к выполнению боевой задачи ночью, причем такой задачи, которая требовала особенно точного выдерживания курсов и скоростей. От этого зависела боевая эффективность создаваемого нами заграждения.

Под покровом темноты выходим из бухты. «Червона Украина» впереди, за нею «Красный Кавказ».

Фарватер знакомый. Рулевой точно держит курс. Кругом спокойно. А все же чувствую нервное напряжение. Первый боевой поход! Невольно думается о сообщении, которое застало нас еще в базе: при входе в Карантинную бухту подорвался на мине и быстро затонул портовый буксир. А ведь в этом районе тральщики тщательно «пахали» море. Может быть, остались невытраленными и другие мины, сброшенные немцами с самолетов? Какая опасность для крейсера, который сейчас, можно сказать, набит взрывчаткой!»

Вот он, еще один, результат ночного налета на Севастопольскую базу. И это не последняя жертва, как среди кораблей, так и людей. Кроме якорных мин немцы набросали и донные магнитные мины, которые особенно много причинили вреда. Их трудно было обнаружить и не так просто обезвредить.

«…Через некоторое время штурман сообщил, что подходим к назначенному району. Командир минно-торпедной боевой части Александр Давидюк доложил с кормы — все готово к минной постановке. Узким, невидимым со стороны, лучом сигнального фонаря-ратьера даем условный сигнал на «Красный Кавказ». Корабли легли на параллельные курсы в строго рассчитанной друг от друга дистанции. Получив разрешение комбрига, подаю команду:

— Начать минную постановку!

…Черный шар с глухим всплеском исчезает в кипящей кильватерной струе.

…Через равные промежутки времени следуют команды, и мина за миной исчезают в глубине.

Корабль идет строго по прямой линии с неизменяющейся скоростью. И воображение рисует ровный пунктирчик мин, оставленных за кормой крейсера. Второй такой же пунктир, параллельный нашему, чертит идущий неподалеку «Красный Кавказ». А мористее, как нам известно, тем же курсом следует эсминец «Безупречный». Он ставит минные защитники. Если противник попытается уничтожить минное заграждение тралами, защитники помешают ему это сделать. Находящиеся на них устройства застревают в тралах, взрываются и выводят их из строя.

Наконец с палубы сброшена последняя мина. Задание выполнено. Командир бригады дает кораблям сигнал возвращаться в базу».

Еще не один раз крейсер, во взаимодействии с другими кораблями, будет осуществлять постановки мин, опоясывая данными минными полями Севастопольскую базу и западное побережье Крыма. От кого защищались? Немецких кораблей в акватории Черного моря не будет, а вот свои нахлебаются, как в прямом, так и в переносном смысле соленой водички в районах своих же минных поставок. Не каждому командиру корабля вручишь схему минных полей в суматохе военных будней, особенно, когда пойдет основной поток беженцев из Одессы, Николаева и других городов южного побережья Украины, отступающих под ударами сухопутных войск вермахта.

Разумеется, нарком ВМФ Кузнецов попытался оправдаться. Это ведь из его штаба последовала команда о постановке мин.

«Конечно, минные поля даже при точном знании своих фарватеров представляют некоторую опасность и создают неудобстводля плавания боевых кораблей и транспортов, но опасность эта была бы значительно большей, если бы вражеские надводные корабли или подводные лодки имели возможность набросать около наших баз свои мины. Неприятности причиняемые своими минными полями, обусловливались главным образом недостатками в технике — мины всплывали, срывались с якорей и становились опасными. Постановка минных полей, конечно, требовала ходить строго по фарватерам».