Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР
Шрифт:
Что касается России, то перед ней, как мы помним, встал вопрос – быть или не быть, существовать нашей нации или погибнуть. Противостоять усиливавшейся иностранной экспансии, не имея национальной промышленности и располагая сельским хозяйством, застывшим на уровне семнадцатого века, Россия не могла.
Другой вопрос, чем объяснялись случаи перегибов при проведении коллективизации сельского хозяйства, возможно ли было обойтись без репрессий в отношении крестьянства и, наконец, соответствуют ли исторической правде все те ужасы, которые в наши дни нередко можно слышать о коллективизации и раскулачивании?
В 1928 году в сельскохозяйственном производстве СССР было сосредоточено 75% трудоспособного населения страны. При этом количество рабочих дней крестьянина составляло
Что требовалось в этих условиях от Советской власти? Во-первых, перенаправить лишние трудовые ресурсы из деревни в город, во-вторых, объединить оставшихся крестьян в крупные жизнеспособные хозяйства и, в-третьих, кулаков, препятствовавших проведению этих мероприятий, лишить экономической почвы, а в случае сопротивления – репрессировать.
Когда XV съезд ВКП(б) объявил о том, что страна берет курс на коллективизацию сельского хозяйства, мало кто в СССР или за его пределами всерьез полагал, что заявленный процесс не затянется на десятилетия, а будет завершен за три-четыре года. В самом деле – мало ли обещаний давалось народу властями – построить коммунизм, предоставить каждому квартиру, удвоить, утроить и т. п. Кстати, давали своим народам обещания не только руководители России. Так, президент США Линдон Джонсон обещал американцам в ХХ веке построить «Великое общество», своего рода американский аналог коммунизма, а между тем, как известно, «американский воз» в этом вопросе и ныне там.
Сталин же быстро показал, что бросаться словами он не намерен. Если в 1928 году до 80% тракторов, работавших на полях Советского Союза, имели импортное происхождение, то уже в 1932 году ввоз тракторов в СССР полностью прекратился. В 1930–1933 годах в нашей стране в строй вошли Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, заводы сельхозмашин «Ростсельмаш», запорожский «Коммунар» и другие. Техника на село пошла сплошным потоком. В 1932 году в сельском хозяйстве уже работало 148 тысяч тракторов и 14 тысяч зерновых комбайнов, а к 1940 году их число возросло до 684 тысяч и 182 тысяч соответственно. Излишне напоминать, что СТЗ, ХТЗ и ЧТЗ могли в массовых количествах строить не одни только трактора – это именно их продукция несколько лет спустя дала немцам шороху под Курском.
Именно процесс коллективизации помогает понять, почему в борьбе с троцкизмом Сталин на первых порах ограничился только высылкой «демона революции» из СССР и его политическим осуждением, тогда как никто даже из наиболее явных сторонников Троцкого не был репрессирован. Более того – троцкисты продолжали контролировать важнейшие структуры государства, как, например, комендант Московского Кремля Рудольф Петерсон или руководитель службы государственной охраны Карл Паукер. Некоторые историки делают из этого вывод о том, что Сталин на самом деле не опасался выступления троцкистов (раз даже коменданта Кремля не поменял), а значит, и троцкистского заговора на деле не существовало. Это не так.
Сталин продолжал терпеливо «хлебать с троцкистами из одного партийного котелка» потому, что еще нуждался в них. Только старый революционно-большевистский аппарат мог безжалостно и твердо в столь короткие сроки провести мероприятия против кулачества, применив при этом испытанные в годы Гражданской войны методы. Новое поколение кадров, люди, ставшие сталинскими наркомами, генералами и конструкторами к началу Великой Отечественной войны, были иначе воспитаны и не годились для проведения чрезвычайных мероприятий
А то, что проблемы в ходе коллективизации будут, Сталин, задавая этому процессу столь невероятные темпы, конечно, знал. Не мог он не понимать и того, что отрывать крестьян от единоличного хозяйства придется силой, допуская при этом массовые случаи «нарушения добровольности вступления в колхозы». Все возможные последствия он предвидел и сознательно шел вперед – выхода другого у Сталина и у России не было. Конечно, слова Сталина о перегибах, о «ретивых обобществителях», «льющих воду на мельницу наших врагов», о «политике унтера Пришибеева», о чем шла речь в статье «Головокружение от успехов», в значительной степени были тактическим ходом, маневром Сталина, спасавшего идею коллективизации от недовольства крестьян. Что было, то было.
Раскулачивание
Особо ожесточенное сопротивление сталинскому курсу, как и следовало ожидать, оказали кулаки. Либеральной литературой в наше время часто приводятся неизвестно где ею почерпнутые «высказывания крестьян» вроде, например, таких: «Никаких ни бедняков, ни кулаков у нас нет: все в обществе одинаковы, есть только труженики-хлеборобы да лодыри, которых советская власть считает бедняками».
Подобная позиция тщится поддержать миф, согласно которому советская власть, сделав ставку на этих «тружеников-хлеборобов», могла решить все вопросы с продовольствием в стране и без коллективизации.
Кулачество существовало и до революции, однако по эффективности и, соответственно, по товарности кулацкие хозяйства вдвое уступали помещичьим. Ничего удивительного здесь нет, поскольку кулак при всем желании, даже надорвав пупок, не мог сравниться с крупным хозяйством ни в агрокультуре, ни в механизации, ни в персональном культурном развитии. Для того чтобы кулак стал фермером, необходимо было сначала вытащить его из тьмы невежества, а затем льготным кредитованием за государственные (т. е. народные) деньги дать ему возможность разорить соседей и, скупив их земли, создать крупное хозяйство. Другое, не сталинское, государство так бы и поступило, причем половину денег дало бы кулаку, а половину украло бы. В результате кулак на народные же деньги превращался в паразита, а 95% крестьян возвращались в состояние батраков. Еще дальше было бы то, что происходит во всех странах мира – сельскохозяйственное производство оказывалось монополизированным дюжиной компаний, следы акционерного капитала которых скрывались бы далеко за границей. Дали бы эти монополисты народу, их породившему из ничего, деньги на индустриализацию? А на войну? Естественно, что пойти на поддержку кулачества на таких условиях советское правительство не могло, не имело права.
Коллективизация и борьба с кулачеством – тяжелый и болезненный процесс, никто не спорит. Однако его необходимость для страны настолько очевидна, что даже самые решительные критики сталинских реформ не в силах ее оспаривать по существу, скатываясь зачастую на позиции откровенного злобствования. Собственно, ничего удивительного здесь нет, как говорится, а судьи, кто?
Родился 17 апреля 1933 года в Москве, в семье художника, формировался в кругу творческой интеллигенции, часть этого круга исчезла в годы репрессий. Оканчивая среднюю школу, был лишен серебряной медали за «недооценку роли тов. Сталина в Гражданской войне» и не принят ни в один московский вуз (1951). Два года учился в Латвийском университете. Здесь увлекся сценой и некоторое время служил актером в Рижском русском драмтеатре. Осенью 1953 года вернулся в Москву. В студенческие годы подрабатывал на хлеб фотографией, журналистикой, стажировался в архиве, где в обязанности входило разыскивать документы о трудовом стаже для получения пенсий реабилитированным из лагерей. Окончил «историко-филологич. ф-т» «Московского гос. пединститута».