Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи
Шрифт:
В середине, во второй половине тридцатых годов в идеологической жизни страны происходили примечательные события. В июле 1934 года Сталиным было написано письмо, адресованное членам Политбюро, — «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма». Автор письма критиковал Энгельса за «русофобство», за его стремление представить внешнюю политику России в XIX веке как более реакционную, завоевательную, чем политика Англии, Франции и особенно Германии. Определился явный поворот руководителя партии от идеологии Коммунистического Интернационала («лавочки», по его словам) к национально-государственной политике. Тогда же был объявлен конкурс на учебник по истории СССР, за ходом которого внимательно следил сам Сталин, читая
Борясь практически со сторонниками троцкистской «перманентной революции», Сталин много внимания уделял и теоретическому обоснованию того, что можно назвать государственно-эволюционным развитием. Особенно это проявилось в последние годы его жизни. Так, в статьях о языкознании в 1950 году Сталин, отвергая «теорию взрывов» в развитии языка, подчеркнул, что решающую роль в развитии играет постепенное накопление мелких изменений. Этой эволюционной идее он придавал универсальное значение.
И в проблемах социализма Сталин, как это не покажется странным его противникам, не был твердокаменным догматиком. М. Джилас приводит следующие его слова при встрече с югославами в послевоенное время: «В какой-то момент Тито сказал, что в социализме существуют новые явления и что социализм проявляет себя по-иному, чем прежде, на что Сталин заявил:
«Сегодня социализм возможен и при английской монархии. Революция теперь нужна не повсюду. Тут недавно у меня была делегация британских лейбористов, и мы говорили как раз об этом. Да, есть много нового. Да, даже и при английском короле возможен социализм».
«Как известно, Сталин никогда открыто не становился на такую точку зрения», — замечает автор, и это весьма знаменательно, свидетельствуя о том, сколько скрытого, загадочного «невысказанного» было в этой личности, ломавшего, как никто из марксистов, оковы марксизма, когда они не отвечали исторической действительности, государственным интересам страны.
Одним из главных признаков тоталитаризма его исследователи считают: 1) стремление контролировать не только действия, но и мысли, сознание населения; 2) способность создавать для себя массовую поддержку во имя «тотальной», «общенациональной», идеологической цели. С этой точки зрения ни одна, пожалуй, страна не подходит под определение «тоталитарной», как США с их хваленой демократией, «правами человека», узурпацией право судьи называть другую страну «империей зла» и т. д. — стоит только вспомнить недавнюю «Бурю в пустыне» — войну в Ираке, с истреблением сотен тысяч мирных жителей, с математически точным попаданием в детский госпиталь, больницы — при «патриотическом» подъеме американского населения. Как должное был встречен в Америке расстрел парламента в Москве, никакого протеста не вызывает военное вмешательство НАТО во внутренние дела бывшей Югославии.
И,
Но есть еще проблема тоталитаризма, от которой не уйти «свободному» Западу. Это — нравственный релятивизм, духовный «плюрализм», религиозная безответственность. Один из американских ученых об этом пишет:
«Разрушение абсолютного принципа ответственности перед Творцом в немалой степени способствовало созданию современного государства. Большинство современных государств не считает себя ответственными ни перед кем. С этой точки зрения всякое государство становится авторитарным, а потому и тоталитарным».
Известно, что причиной утверждения тоталитаризма является кризис либеральной демократии. Характерно, что к началу Второй мировой войны в 17 из 27 европейских государств установились тоталитарные, авторитарные, диктаторские режимы. Некоторые объясняют успех тоталитаризма мифологизированностью массового сознания (близкому к религиозно-догматическому). Так или иначе, но та основа, на которой должна держаться либеральная демократия — «свобода личности», атомизированность общества — обращается в песок в критические для нации времена, и благо, если народ находит в себе здоровые силы, чтобы выйти из состояния духовной энтропии.
Великая Отечественная война 1941–1945 годов против гитлеровской Германии — это и великая трагедия, и величайшая героическая история нашего народа. Время только с большей очевидностью выявляет величие народного подвига. Какая-нибудь неделя потребовалась немцам для того, чтобы оккупировать Польшу (не говоря уже о других, более мелких европейских странах). Всего с месяц оказалось достаточным, чтобы пала Франция. Хваленая демократия, как продажная, растленная девка, расстелилась перед Гитлером (и этот позор забыт на Западе, с отнятой памятью до поры до времени купающемся в своей самодовольной цивилизации). И, только вторгшись в Россию, гитлеровские орды застряли в ее пространствах и были разгромлены.
Да, это была великая трагедия. Отступления первых месяцев войны с неисчислимыми потерями войск и техники. Ката строфы на Западном фронте в самом начале войны, под Киевом впоследствии под Харьковом, в Крыму с разгромом целых фронтов. К февралю 1942 года число наших пленных было свыше трех миллионов. Последствия наших потерь в войне (до сих пор так и не установленных при обычно называемых 20–25 миллионах!), последствия самой войны для нашего народа так сокрушительны, что они сказываются до сих пор на новых поколениях (с ослабленными биологическими, духовными генами).
Историки еще не сказали своего основательного слова о войне. В «доперестроечные» времена официальная историография, кажется, не столько была занята серьезным исследованием реальностей войны, сколько услужением «вождям» (вроде прославления мифических заслуг Хрущева на Юго-Западном фронте, Брежнева на «Малой земле», Андропова в партизанском движении в Карелии).
Теперь времена «культа» вроде бы прошли, но в ходу другая ложь — еще более партийно-тенденциозная, на этот раз «демократическая».
Разноречивые мнения существуют о предвоенной политике Сталина, о договоре с Гитлером, о степени подготовленности страны к войне, о персональной вине за катастрофы в начале войны. Сталину ставится в вину (и не без основания) жестокость в отношении наших военнопленных, в которых несправедливо, чуть ли не поголовно видели изменников Родине. Мучительно и сознание, какой ценой досталась нам Победа. То, что сам Сталин, провозглашая после Победы тост за русский народ, назвал ошибками правительства в начале войны, стоило громадных жертв, потерь. Но о «необъятных трудах» Сталина в годы Отечественной войны говорил Патриарх Русской Православной Церкви Сергий, и можно сказать, что без этих трудов еще неизвестно, какой бы был итог войны.