Сталин. Каким я его знал
Шрифт:
Наконец, – сказал Сталин, – Каменев перешел в оппозицию. Известно, что он не пользуется поддержкой ЦК. Работники не будут вокруг него объединяться, и не будут с внутренним доверием работать с ним, как с тобой, которому ЦК оказывает полное доверие. Не случайно сам Каменев об этом пишет в своем письме в ЦК. Наконец, будут трудности – ЦК поможет всегда».
Вот этими аргументами Сталин несколько поколебал меня, хотя опасения остались. Но беседа со Сталиным меня подбодрила. К тому же я исчерпал все допустимые партийными нормами возможности добиться отмены этого решения.
В
Сталин, не приводя особых аргументов, настоял на своем. Я не мог понять, чем руководствовался Сталин при этом. Он меня не убедил.
Против этого решения Сталина поступил протест и Закавказского крайкома партии, который просил оставить Серго Орджоникидзе на работе в Закавказье. Сам Серго протеста не писал, не просил отменить этого решения, хотя и был недоволен им. ЦК, обсудив протест членов Заккрайкома, отклонил его и подтвердил свое решение о том, что Орджоникидзе должен переехать на работу в Ростов.
Серго, как дисциплинированный коммунист, поехал в Ростов и приступил к работе. Северокавказские товарищи, конечно, встретили его с большим удовлетворением, так как высоко ценили его.
При личной встрече с ним я прямо высказал свое недоумение этой перестановкой. Серго мне откровенно сказал, что и он недоволен этим решением, что пошел на это против своей воли, в силу партийной дисциплины.
Обдумывая, что могло лечь в основу этого решения Сталина, я так ни к какому мнению и не смог прийти. Видимо, какая-то трещина пролегла в отношениях между Серго и Сталиным, чем-то Сталин был недоволен Серго. Почему я так думаю?
После смерти Дзержинского на пост председателя ВСНХ был назначен Куйбышев, который был тогда председателем ЦКК и наркомом РКИ. Причем при назначении в ВСНХ Куйбышев не был освобожден от прежних обязанностей, хотя совместительство этих постов совершенно недопустимо как по объему, так и по существу работы.
Жизнь это подтвердила. Осенью того же года на совместном заседании ЦК и ЦКК было принято решение освободить Куйбышева от работы в ЦКК и РКИ, выдвинув на эту работу Серго Орджоникидзе. Секретарем Северо-Кавказского крайкома партии был назначен Андреев А. А. из Москвы, работавший тогда одним из секретарей ЦК партии. Такое решение было совершенно правильным.
Я думал: почему Сталин не сделал этого сразу же, после смерти Дзержинского? Почему ему понадобилось затеять такую игру с Орджоникидзе, с выдающимся деятелем нашей партии? Мне показалось, что Сталин решил осадить Серго и задеть в какой-то мере его авторитет среди кавказских товарищей.
Работа в ЦКК и РКИ вполне соответствовала положению и способностям Орджоникидзе. Пожалуй, это была наилучшая кандидатура, которую можно было выбрать среди руководящих работников партии. Орджоникидзе как партийный деятель, как человек пользовался симпатией в партийных кругах. Даже оппозиция считалась с ним, хотя он был ярым ее противником, заняв принципиальную линию в борьбе с ней. Но без нужды он не обострял отношений, не шел на разногласия. Наоборот, принимал все меры к тому, чтобы эти разногласия побыстрее изжить на принципиальной основе.
Получив 17 августа решение Политбюро о немедленном вступлении в должность, я пошел на Варварку, в Наркомат торговли (на углу со Старой площадью), на второй этаж в кабинет ко Льву Борисовичу Каменеву.
У нас личные с ним отношения были хорошие. Когда я приезжал в Москву, мы с ним часто встречались по делам, не говоря уже о совместном участии на съездах Советов, сессиях ВЦИК, съездах партии и пленумах ЦК. Он отличался работоспособностью, умел налаживать отношения с людьми; либеральный по характеру, интеллигент, без грубостей, располагал к общению. Хотя разногласия у нас были, но наши отношения были нормальными.
Каменев знал, что я все время старался, чтобы лидеры нашей партии не разошлись и продолжали сохранять единство. Он ценил эту мою линию. И я знал, что он не такой уж драчун, который лезет в драку особенно рьяно. Я питал некоторое уважение к нему как к политическому деятелю, хотя не мог забыть его ошибок 1915 и 1917 гг. Но, поскольку после этих событий Ленин сделал его своим заместителем, и он вел борьбу против Троцкого вместе с Лениным и после него, и в этой борьбе мы были вместе, я относился к нему неплохо.
Зашел к нему. В кабинете мы были вдвоем. Поздоровавшись, я сел в предложенное мне кресло, стоявшее у его маленького письменного стола. В таких случаях можно было производить прием и сдачу дел официально, создавать правительственную комиссию по приему и сдаче дел. Я решил избавить Каменева от всех этих формальностей, да и Сталин не поставил вопроса о создании такой комиссии. К тому же Каменев всего полгода был наркомом. Я только сказал ему: «Я этого поста от вас не добивался, понимаю большую тревогу вашу за работу наркомата, сам очень тревожусь, что не справлюсь с делом».
Он стал уговаривать меня, что я справлюсь вполне, лучше, чем он. Он подчеркнул, что в существующей политической обстановке, в условиях острых разногласий в руководстве партии в Наркомате торговли сосредоточены острые противоречия между промышленностью и сельским хозяйством, по вопросу об отношении к крестьянству. В этих условиях нарком торговли может успешно работать только при полном доверии ЦК. Он, Каменев, этим доверием не пользуется, в то время как мне обеспечена полная поддержка ЦК в работе. Затем он стал излагать свои крайне пессимистические взгляды на положение дел в стране. Он почему-то счел нужным более откровенно, чем на Пленуме ЦК, изложить свою линию в оценке положения в наркомате, считал даже его катастрофическим в стране и партии, обнаружив при этом потерю веры в дело победы социализма.