Сталин. На вершине власти
Шрифт:
По сведениям оргинструкторского отдела МГК ВКП(б), 16—17 октября более 1000 членов и кандидатов в члены партии уничтожили свои партийные билеты и кандидатские карточки. Чтобы пресечь паникерские настроения, 17 октября по поручению Сталина по московской городской сети выступил А.С. Щербаков, который заявил: «За Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови… Каждый из вас, на каком бы посту он ни стоял, какую бы работу ни выполнял, пусть будет бойцом армии, отстаивающей Москву от фашистских захватчиков».
И все же панические настроения и беспорядки в Москве не прекратились. 18 октября бегство начальства из Москвы вызвало возмущение рядовых москвичей. Огромная толпа народа перегородила шоссе Энтузиастов и не выпускала
Панические настроения и слухи о том, что «нас бросили», исчезали лишь в том случае, когда москвичи воочию убеждались, что представители власти и сам Сталин остаются в Москве. Пока люди верили в Сталина в его способность управлять страной, в его готовность быть вместе с народом, в столице сохранялся порядок. Хаос в Москве мог бы вызвать цепную реакцию распада всей страны. Видимо, эти обстоятельства сыграли главную роль в решении Сталина остаться в Москве. А. Рыбин утверждал, что в эти дни Сталин сказал своему личному водителю А. Кривченкову: «Остаюсь с русским народом в Москве. Пока я в Москве, враг не пройдет. Пройдут только через мой труп». В эти дни Сталин принял жесткие меры по наведению порядка в столице.
19 октября Сталин подписал постановление ГКО о введении с 20 октября в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения. «Всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра» было воспрещено. Для обеспечения порядка в распоряжение коменданта Москвы генерал-майора Синилова были предоставлены войска внутренней охраны НКВД, милиция и добровольческие рабочие отряды. Отдельный пункт гласил: «Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Как сообщалось в справке военной комендатуры, за два месяца действия этого постановления на месте было расстреляно 16 человек, из них 11 – за попытки обезоружить патрули, 1 – «за распространение контрреволюционных листовок», 2 – «за измену Родине и дезертирство», 2 – «за контрреволюционную агитацию, распространение ложных слухов пораженческого характера». В справке сообщалось, что 357 человек было «расстреляно по приговору военного трибунала… Большинство осужденных к высшей мере наказания являются дезертиры, шпионы, мародеры, контрреволюционеры и изменники Родины… Осуждено к тюремному заключению на разные сроки 4741 человек».
Беспорядки в столице были пресечены суровыми мерами. Москва, превращенная в военный лагерь, готовилась отразить наступление немцев. Тем временем 23 октября вышли из окружения войска Брянского фронта, которые заняли оборону у Тулы и сорвали попытку армии Гудериана захватить этот город и двинуться в обход Москвы. Василевский писал: «Итоги октябрьских событий были очень тяжелы для нас. Армия понесла серьезные потери. Враг продвинулся почти на 250 км… Однако достичь целей, поставленных планом «Тайфун», противнику не удалось… Группа армий «Центр» была вынуждена временно прекратить наступление…»
Тяжелые поражения, понесенные советскими войсками в июне-октябре 1941 года, вызвали потрясение у советского народа, ожидавшего быстрого разгрома агрессора. Хотя эти события до сих пор дают повод для горестных размышлений и выяснения вины тех или иных руководителей или военачальников за поражения 1941 года, следует помнить, что в этот самый трагичный для нашей страны период Великой Отечественной войны германскому командованию не удалось выполнить намеченные им планы. Мужественная многодневная оборона Киева, Одессы, Брестской
Ценой горьких поражений советские воины учились новым методам ведения войны, а в тылу, куда были эвакуированы из западных районов страны предприятия оборонной промышленности, налаживалось производство военной техники. Мой отец рассказывал, что в начале осени 1941 года он получил мандат за подписью И. В. Сталина. В нем указывалось, что он, Емельянов Василий Семенович, «является уполномоченным Государственного Комитета Обороны на заводе по производству танков» и что на него «возлагается обязанность немедля обеспечить перевыполнение программы по производству корпусов танков».
На уральском заводе, на который был командирован отец, только начинался монтаж оборудования для танкового производства. В обычных условиях такой монтаж должен был занять четыре-шесть месяцев. Отец пошел к монтажникам и объяснил им: «Немцы под Москвой. Нужны танки. Нам нужно точно знать, когда будет смонтирован цех». Монтажники попросили двадцать минут на размышление. Когда отец к ним вернулся, их бригадир сказал: «Распорядитесь, чтобы нам несколько лежаков поставили… Спать не придется, отдыхать будем, когда не сможем держать в руках инструменты. Скажите, чтобы еду из столовой нам тоже сюда доставляли, а то времени много потеряется. Если сделаете, что просим, то монтаж закончим через семнадцать дней». По словам отца, люди работали как единый человеческий организм. Рабочие уложились в намеченный ими невозможный по техническим нормам график монтажа оборудования ценой невероятного напряжения сил. Впрочем, как вспоминал отец, тогда такой труд в тылу был скорее правилом, чем исключением.
В эти дни Сталин вел напряженную работу по консолидации фронта и тыла с целью изменить ход войны. Получив от разведки, в том числе и от легендарного Рихарда Зорге, информацию о том, что Япония не намерена начинать военные действия на Дальнем Востоке, советское командование решило перебросить часть войск, стоявших на границе с Маньчжурией, оккупированной японцами, к Москве. Прибытие бойцов Дальневосточной армии, которых стали именовать «сибиряками», обеспечило перелом в битве за Москву. Уже в середине октября Ставка начала вводить в действие резервные армии. Ставка планировала деблокировать Ленинград, закрыть дорогу немецким войскам на Кавказ, а для этого разгромить группировки, наступавшие на Ростов, ликвидировать угрозу Москве.
Одновременно Сталин принимал меры для быстрого ввода в строй эвакуируемых предприятий. 25 октября было принято постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б), в котором на Н.А. Вознесенского была возложена обязанность «представлять в Куйбышеве Совет Народных Комиссаров СССР, руководить работой эвакуируемых на Восток наркоматов… и добиться того, чтобы в кратчайший срок были пущены в ход заводы, эвакуируемые на Волгу, Урал и Сибирь».
Как отмечали очевидцы, в эти тяжелые дни Сталин являл собой пример выдержки и спокойствия. Теперь он не устраивал разносы военачальникам, как в предыдущие месяцы, а проявлял заботу о них, отмечал их заслуги, старался создать максимально благоприятные условия для их работы. 26 октября Сталин позвонил в госпиталь тяжело раненному генерал-полковнику А. И. Еременко, который был доставлен из окружения самолетом, и сказал: «Поздравляю вас, товарищ Еременко, с большими успехами. Войска вашего фронта, находясь в окружении, проявили высокую организованность, доблесть и мужество, и особенно похвально то, что, несмотря на абсолютное превосходство врага, в тягчайших условиях они проявили инициативу и дрались с невиданной дерзостью. Армии не только вышли организованно на новые рубежи, но нанесли врагу чувствительный урон. Поздравляю вас с этим успехом, – повторил он снова. – Беспокою вас в этот час, зная, что вы ждете известий о своих солдатах».