Сталин. Наваждение России
Шрифт:
«Со Сталиным, когда он был в хорошем настроении, контакт был легким и непосредственным, — вспоминал один из руководителей Югославии. — Сталин был холоден и расчетлив. Однако у Сталина была страстная натура с множеством лиц, причем каждое из них было настолько убедительно, что казалось, что он никогда не притворяется, а всегда искренне переживает каждую из своих ролей».
Лазарь Моисеевич Каганович говорил поэту Феликсу Чуеву, который старательно записывал рассказы сталинских соратников:
— Его надо брать по временам, по периодам,
Лазарь Каганович был человеком малограмотным, писал с ошибками — он вообще никогда не учился. Но он сразу поверил в звезду Сталина и всю свою жизнь преданно ему служил, не зная сомнений и колебаний.
Сталин доверял Лазарю Моисеевичу, потому что более преданного человека у него не было. Столь же надежный Валериан Владимирович Куйбышев, член политбюро и первый заместитель председателя правительства, злоупотреблял горячительными напитками и, как утверждают, умер в 1935 году во время тяжелого запоя.
Каганович никогда не возражал вождю, никогда не отстаивал своего мнения, а подхватывал любую сталинскую мысль. Молотов сказал о нем:
— Он среди нас был сталинистом двухсотпроцентным. Каганович — преданнейший Сталину человек, в этом его слабость и неподготовленность к самостоятельной мысли, потому что и у Сталина не все правильно.
В середине тридцатых на демонстрациях портретов Кагановича было немногим меньше, чем портретов вождя. Но степень самостоятельности Кагановича, который никогда и ничему не учился, была невелика. Если вождь уезжал из Москвы, то Лазарь Моисеевич чуть ли не каждый день писал Сталину, спрашивая его мнение относительно всех сколько-нибудь значительных вопросов. Вождь подробно отвечал по каждому пункту, решения принимались только с его санкции.
Во второй половине тридцатых Сталин по существу убрал Кагановича с партийной работы. В 1935 году назначил наркомом путей сообщений. Железными дорогами Лазарь Моисеевич руководил в общей сложности семь лет. Сталин, недовольный ситуацией с транспортом, несколько раз снимал его с этой должности, а потом все-таки возвращал.
В 1937 году Михаил Каганович, старший брат всесильного Лазаря Моисеевича, стал наркомом оборонной промышленности (третий из братьев, Юлий, был секретарем Горьковского обкома партии и председателем облисполкома, потом заместителем министра внешней торговли, он рано умер).
Старший Каганович тоже никогда не учился, писал в анкетах «самоучка». Он несколько лет работал заместителем Серго Орджоникидзе в Высшем совете народного хозяйства, а затем в наркомате тяжелой промышленности. Сталин ему доверял. Михаил Каганович был единственным заместителем наркома, который стал кандидатом в члены оргбюро ЦК. Высокое партийное звание повышало его аппаратный вес.
С октября 1937 года Михаил Каганович — нарком оборонной промышленности.
Михаил Моисеевич возглавлял наркомат год, пока Сталин не возложил на него ответственность за неудачи авиапромышленности. В январе 1940-го он был освобожден и получил назначение с большим понижением — директором завода № 124. В феврале получил предупреждение, что если «не выполнит поручения партии и правительства, то будет выведен из состава членов ЦК и снят с руководящей работы». А через полгода Михаил Моисеевич покончил жизнь самоубийством.
Вокруг этой истории ходили разные слухи.
Лазарь Моисеевич в 1990 году рассказывал военному историку профессору Георгию Александровичу Куманеву, что произошло с братом:
«Я пришел на заседание. Сталин держит бумагу и говорит мне:
— Вот есть показания на вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа.
Я говорю:
— Это сплошное вранье, ложь, — так резко сказал, не успел даже сесть. — Это ложь. Мой брат Михаил — большевик с 1905 года, рабочий, он верный и честный партиец, верен партии, верен ЦК и верен вам, товарищ Сталин.
Сталин говорит:
— Ну а как же показания?
Я отвечаю:
— Показания бывают неправильные. Я прошу вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю всему этому. Прошу очную ставку.
Он поднял глаза наверх. Подумал и сказал:
— Ну что же, раз вы требуете очную ставку, устроим очную ставку.
Через два дня меня вызвали. Маленков, Берия и Микоян вызвали меня. Я пришел. Они мне говорят:
— Мы вызвали Михаила Моисеевича на очную ставку.
Я говорю:
— Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду.
Они говорят:
— Слушай, там раскрыты такие дела, что решили тебя не волновать.
Вызвали Ванникова, который был заместителем у Михаила и показывал на него, других, и устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: “Сволочи, мерзавцы, вы врете” и так далее. Вывели арестованных, а Михаилу говорят:
— Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А мы тут обсудим.
Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел, одни говорят — в уборную, другие говорят — в коридор. У него при себе был револьвер — и застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И, кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойдет. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».
После смерти Сталина, 6 мая 1953 года, Берия направил главе правительства Георгию Максимилиановичу Маленкову записку: