Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Быстро набирала силу «номенклатура», численность которой составляла уже более 20 тыс. человек. Вся эта громада опиралась на бесчисленное множество всевозможных домкомов, завкомов, партячеек, парткомов и прочих «комов», а во главе их в лучшем случае стояли так блестяще описанные Булгаковым «швондеры», в худшем — сами «шариковы».
По глубокому убеждению вождя, членам ЦКК следовало «составить сплоченную группу, которая, невзирая на лица, должна будет следить за тем, чтобы ничей авторитет, ни генсека, ни кого-либо другого из других членов ЦК, не мог помешать им сделать запрос, проверить документы
И то, что слова об авторитете генсека в сталинских изданиях опускались, лучше всего говорит о том, чего хотел Ильич. Но если в статье «Как нам реорганизовать Рабкрин» Ленин больше подкалывал и намекал, то в статье «Лучше меньше да лучше» он уже обрушился на Сталина с уничтожающей критикой.
«Будем говорить прямо, — писал вождь, — наркомат Рабкрина не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать». Ну а чтобы все было еще понятнее, Ленин обращался к «любому из теперешних руководителей Рабкрина или лиц, прикосновенных к нему, может ли он сказать по совести — какая надобность на практике в таком наркомате, как Рабкрин?»
Далее шло уже прямое обвинение Сталина. «В скобках будь сказано, — писал Ленин, — бюрократия у нас бывает не только в советских учреждениях, но и в партийных». Все это, конечно, правильно, но невольно напрашивается вопрос: а возможно ли было победить бюрократию? В царской России с ней тоже пробовали бороться. И занималось этой борьбой третье отделение собственной канцелярии Его Императорского Величества.
«Император Николай, — объяснял создание своего департамента его первый начальник граф Бенкендорф, — стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления...»
Что же касается самой бюрократии, то ее расцвет в России связывают с царствованием Александра I, и прежде всего с деятельностью А.Н. Сперанского. «В кабинете Сперанского, — писали современники, — в его гостиной, в его обществе... зародилось совсем новое сословие, дотоле неизвестное, которое, беспрерывно умножаясь, можно сказать, как сектой покрывает всю Россию, — сословие бюрократов». Чиновники размножились в таком несметном количестве, что появились специальные казенные города, высший круг которых состоял исключительно из должностных лиц.
Описывая «деятельность» пензенского губернатора, Вигель вспоминал: «Новый губернатор царствовал тиранически, деспотически. Он действовал как человек, который убежден, что лихоимство есть неотъемлемое священное право всех тех, кои облачены какою-либо властию, и говорил о том непринужденно, откровенно... «Хороша здесь ярмарка, — говорил он... с досадною усмешкой, — Бердичевская в Волынской губернии дает тридцать тысяч серебром губернатору; а мне здесь купчишки поднесли три пуда сахару; вот я же их!»
И что бы там Ленин ни говорил о бюрократии, во всех его рассуждениях имелся один, но весьма существенный изъян: он совершенно не учитывал, что дело ему придется иметь не с вымышленными им героями, а с обыкновенными людьми. И все они — и пролетарии, и буржуа, и крестьяне, и эсеры, и большевики — имели свои слабости
Помимо всего прочего, надо было понимать, что бюрократия есть естественное состояние любой системы. И там, где одна комиссия проверяла другую, ничего иного и быть не могло. Усугубляла положение однопартийная система и полнейшее отсутствие свободной прессы.
Но, увы... Ленин не проработал ни одного дня в государственном учреждении, а потому и выступал с подобной критикой. Впрочем, прозрение придет к нему быстро, он схватится за голову, но... будет уже поздно. И все же главным итогом ленинского Завещания было окончательное признание им «коренной перемены всей точки зрения... на социализм», о которой он поведал в своей знаменитой статье «О кооперации». Теперь он видел главный поворот во внутренней политике «в перенесении центра тяжести с политической борьбы на мирную организационную «культурную работу».
Под «культурничеством» он понимал отнюдь не просвещение, как это и по сей день кажется многим, а создание потребительских кооперативов. «Нам нужно, — писал он, — сделать еще очень немного с точки зрения «цивилизованного» (прежде всего грамотного) европейца для того, чтобы заставить всех поголовно участвовать не пассивно, а активно в кооперативных операциях. Собственно говоря, нам осталось «только» одно: сделать наше население настолько «цивилизованным», чтобы оно поняло все выгоды от поголовного участия в операции и наладило это участие. «Только» это. Никакие другие премудрости нам не нужны теперь для того, чтобы перейти к социализму».
Другое дело, что в такой отсталой стране, как Россия, должна была пройти целая эпоха между пролетарской революцией и наступлением социализма. Да, власть находилась в руках большевиков, что же касается экономики, то она оставляла желать много лучшего. И чтобы сделать Россию нэповскую Россией социалистической, требовалось осуществить глубокое обновление общества и преодолеть вековую отсталость практически во всех сферах экономической и социальной жизни.
Потому и рассматривал Ленин социалистическую революцию как длительный процесс. Потому и говорил об осторожном «реформистском подходе» в этом самом строительстве. В свое время Ленин только посмеялся над Робертом Оуэном, писавшем о плавном и мирном переходе капитализма в социализм, но теперь он взглянул на великого утописта совсем другими глазами.
Власть в России была в руках рабочего класса, этой власти принадлежали все средства производства, и, по словам Ленина, «задачей осталось только кооперирование населения». «А строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, — писал он, — при классовой победе пролетариата над буржуазией — это есть строй социализма». И далеко не случайно это утверждение было свернуто в формулу: «Кооперативы плюс Советы равняются социализму».
Все это было, конечно, прекрасно, если бы не одно «но» и весьма существенное. Кооперация является добровольным объединением лиц, не связанных с государством, то есть людей совершенно от этого самого государства свободных. И рано или поздно организованное в кооперативы население стало бы представлять собой огромную независимую экономическую, а значит, и политическую силу.