Сталин. Схватка у штурвала

Бушков Александр Александрович

И так далее, и тому подобное. Внутрипартийные дела, бытовые новости, и нигде, ни строкой, ни намеком нет сожаления о бедных крестьянах, скорби по угнетаемым «верным ленинцам»…

Версия «политика» становится все более хрупкой, нереальной…

Тогда?

Кружили слухи о ревности Надежды, о том, что к самоубийству её вынудило демонстративное увлечение мужа всевозможными доступными красотками. Слухи были долгими и устойчивыми, настолько, что их спустя много лет повторял даже Молотов, один из самых близких к Сталину людей, один из немногих, кто был со Сталиным на «ты».

И всё же, всё же… Подобные слухи, во-первых,

обычно лишены определённости, то есть не направлены на каких-то конкретных особ, а если и направлены, то всякий раз всплывает иное имя или персона… Во-вторых, при серьезном рассмотрении выясняется, что почти каждый из рассказчиков пользовался информацией из третьих рук. Никто ничего не знает точно, никто не видел, как Сталин за кем-то ухаживал. А это, простите, странно. Такой осведомленный человек, как Молотов, мог бы и назвать конкретные имена — но его рассказы выглядят передачей полученных из чужих уст пересудов…

Так что и вариант «сталинская измена» практически не аргументирован и скорее напоминает попытку подыскать хоть какое-то объяснение случившейся трагедии.

Гораздо более правдоподобны гипотезы о том, что причина самоубийства — чисто медицинского характера. Есть свидетельства, что Надежда была крайне неуравновешенной, с тяжелой наследственностью, что некоторые врачи называли ее череп «черепом самоубийцы». Сохранились также воспоминания, что в последние годы жизни у нее начались какие-то непонятные боли в животе и встревоженные кремлевские медики собирались отправить ее в Германию для всестороннего обследования.

Вот это гораздо более убедительно — человек, застрелившийся в приступе психического расстройства или узнавший о своей неизлечимой болезни…

Однако… Сохранилась масса достоверных воспоминаний о весьма странной реакции Сталина на безвременную кончину жены. В деталях они сплошь и рядом отличаются, однако смысл всегда один и тот же.

«Когда эта печальная церемония подошла к концу, в зал вошёл Сталин. Постояв несколько минут около покойной, он вдруг сделал движение руками, как бы отталкивающее от себя гроб, и проговорил:

— Она ушла, как враг!»

Это пишет Владимир Аллилуев, племянник Надежды. Есть и другие схожие свидетельства. Общий смысл, повторяю, всегда один и тот же: Сталин в поступке жены видел «предательство», «вражеский жест».

Очень трудно порой понимать Сталина, проникать в ход его мыслей, но одно можно сказать с железной уверенностью: при его остром и могучем уме он ни за что бы не назвал «предательством» или «враждебным жестом», «изменой» самоубийство психически больной жены. Ни за что. Для этого он был достаточно умен — к тому же речь шла о близком человеке, а к родным и близким Сталин всегда был добр и терпим, иногда, увы, даже чересчур…

Но ведь должно же быть какое-то объяснение? И вот возникает гипотеза, которую прежде никто почему-то не выдвигал — скорее всего, оттого, что Надежду повсеместно принято было считать очередной безвинной жертвой изверга Сталина…

А если в данном конкретном случае мы имеем дело не с жертвой, а с виновницей? Стоит только предположить, что Надежда нашла кого-то на стороне, как многое становится на свои места, и головоломка складывается довольно легко…

В самом

деле, почему с такой легкостью мы виним в супружеской измене именно Сталина, а не его жену? А если всё было наоборот? Что в этом такого уж невероятного? Ни один великий человек, ни один славный король, талантливый полководец или известнейший актер не застрахован от измены жены или подруги. Примеров масса. В свое время ветреная супружница Жозефина, не колеблясь и не терзаясь угрызениями совести, наставила рога Наполеону Бонапарту. Каким уж зверем и тираном ни был Пётр Первый, однако женушка Екатерина, ничуть не убоясь грозного мужа, преспокойно изменяла ему с дешевым немецким франтиком…

А почему бы и нет? Что в этом такого уж невероятного? Все дело в психологическом типе женщины. Одна сохранит верность даже нелюбимому мужу, и навсегда, а другая ухитрится и от горячо любимого, вульгарно выражаясь, сходить налево…

Эта нехитрая истина применима и к «партийным» дамам, к тем самым пламенным революционеркам — они, как-никак, были не только персонажами из «Истории ВКП(б)», но и живыми женщинами со своими слабостями, каждая со своим характером. Очень трудно представить в постели с любовником Надежду Крупскую (между прочим, в молодости весьма очаровательную женщину) или жену Молотова Полину Жемчужину — не тот склад характера, не те привычки. А вот что касается долголетней любви Ленина Инессы Арманд, ярой проповедницы свободной любви Александры Коллонтай или ветреной красотки Ларисы Рейснер с ее приключениями в матросских кубриках — тут дело другое…

Начнём с того, что в этом смысле наследственность у Надежды Аллилуевой оставляет желать лучшего. Похождения её матери Ольги прекрасно известны. Сначала она четырнадцатилетней сбежала из родительского дома к будущему мужу — с одним узелком, выбросив его в окно, неожиданно для окружающих. А впоследствии, будучи особой крайне легкомысленной и влюбчивой, то и дело подобным же образом убегала от мужа с очередным кавалером. Через какое-то время, нагулявшись, возвращалась. Муж всякий раз прощал — видимо, крепко любил…

Что представляла собой Надежда годам к тридцати? Упрямая, взбалмошная, жесткая, свободолюбивая, впечатлительная, говоря учено, экзальтированная. Именно тот человеческий типаж, что вполне способен, простите за вульгарность, завести хахаля на стороне. В особенности если учесть, что Сталин, с его нечеловеческой загруженностью невероятно сложными делами, вряд ли мог уделять много времени молодой жене. Которая к тому же, как показывают достоверные свидетельства, вообще не ощущала себя женой, хранительницей домашнего очага. От воспитания детей, например, устранилась полностью.

Вспоминает Владимир Аллилуев: «…она перепоручила воспитание сына, да и дочери тоже, совсем неблизкому детям человеку — Муравьеву Александру Ивановичу, хотя, быть может, и очень хорошему». В конце концов, такое отношение к детям обернулось против нее самой, она не обрела в них опору и радость. В «Двадцати письмах к другу» воспроизводится один диалог, услышанный Александрой Андреевной Бычковой (няней Светланы), который произошел между Надеждой и ее гимназической подругой незадолго до самоубийства. На вопрос подруги: «Неужели тебя ничто не радует в жизни?» — она ответила: «Ничего не радует. Всё надоело. Всё опостылело!» «Ну, а дети, дети?» «Всё, и дети…».