Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех
Шрифт:
…Он помнил: как по окончании призыва аксакалы двигались в мечеть на совершение молитвы вместе с кадием, а за ними шли и другие, которые молились отдельно. Пришедший в мечеть сначала совершал ритуальное омовение…По тому как по мусульманскому закону человек должен молиться на чистом месте и в чистом платье
По совершению намаза братья садились всегда в углу мечети, ожидая Танка, который в это время хотя и окончил уже обязательную молитву, но продолжал свои обычные земные поклоны. Кругом факела сидели мечетские послушники – муталимы, имея перед собою раскрытые книги и уча свои уроки…По окончании должных молитв отца вместе с ним все трое
На всю жизнь, юный Магомед, запомнил, передаваемые из века в век, истины стариков. Особым благочестием у горцев считалось и теперь ещё считается:
– помочь нуждающимся,
– накормить путника,
– устроить родник,
– починить дорогу или мост…
А для тех, кому это по средствам:
– построить мечеть,
– заложить строительство школы, больницу, или ссудить деньги на другие благородные дела, скажем:
– восстановить пришедшее в упадок кладбище,
– воздвигнуть памятник достойным людям тухума,
– или заказать печатный труд, в котором были бы воспеты героические страницы истории своего народа, или воинские подвиги и славные трудовые дела знаменитых на весь Дагестан земляков.
А надо заметить, что дороги в горах необычайно трудны и сто лет назад, и сегодня, – извилисты, обрывисты, необычайно узки, порой представляют из себя вбитые на огромной высоте в отвесные скалы брёвна с дощатыми настилами, и надлежащее содержание их было делом весьма нелёгким, а более опасным и рискованным.
* * *
..Магомед придвинул ближе к свету мятый листок бумаги и в сотый раз перечитал письмо из дома, которое получил ещё в июне, почти три месяца назад.
«Ассалам алейкум! Дорогой наш сынок Магомед! День твой да будет светлым, а голова да будет цела и здрава…» Он читал урывками, лишь некоторые места и без того, зная письмо наизусть.
…сообщаем тебе, что мы живы и слава Всевышнему, пока здоровы, чего и тебе и всем твоим джигитам желаем от Милостивого Аллаха нашего…Да продлится ваша жизнь! Да будете вы все невидимы!
…в Ураду вернулся Ахмат, младший сын Тиручило, помнишь, конечно…их сакля, рядом с дедушкой Али, ближе к источнику…Да-дай-ии! Бедный, бедный Ахмат! Вернулся на костылях. Говорит, что правую ногу оставил под Ленинградом…Их полк защищал…ах, голова старая, забыла…какие-то высоты…Уф Алла, мы, как ни пытали у него про тебя, про Гитинамагомеда, вай, вай…ничего не могли узнать от него. Говорит, что вы на других фронтах. Так ли, это? Где ты теперь, сынок? Где летаешь, наш беркут?
…Хужа Алла! У нас этим годом полным-полно развелось волков. Со склонов горы Котол-гох говорят, другие-с Кахибского перевала…ай-вай, какая разница? Беда. Только у нас двух овец загрызли! Бисмилах…Отец брал лошадь у Хижаловых, трижды ездил с ними на перевал…В последний раз привёз шкуру – баци. Люди хвалили его…говорят вожак…Как дальше будет, не знаем. Иншалла.
…Собирали тебе новую посылку: две пары вязанных из бараньей шерсти носков, бешмет из белого сукна; сушёной сливы и груши из нашего сада, изюм,
…Сайфулла – мои вторые глаза и ноги. Слава Аллаху, всё делает, помогает. Вай, вай… и всё мечтает, вслед за вами на фронт попасть. Хадижат, Патимат тоже помогают нам, чем могут. Но у них свои семьи, свои и заботы…Верно у нас говорят: «У вороны один глаз – на навоз, другой – на стрелка. У замужней дочки оба глаза на мужа, и лишь третий – на мать». 2
2
Т.е. тот, которого нет.
…Любим тебя бесконечно. Успевай делать добро. Будь внимателен к людям и помни: добро без возврата не остаётся. Каждый день молимся за вас, вспоминаем и ждём. Да оградит вас Всевышний от гибели! Пусть поглотит земля всех врагов! Да утонут они в собственной крови…Да засохнет их род навеки!»
Затем, как водится, следовали бесчисленные поклоны и добрые пожелания от родственников далёких и близких, от друзей и соседей.
…Он трепетно прижал к губам этот мятый тетрадный листок в клеточку, прижал как реликвию, как святыню. От него неуловимо пахло дорогим Дагестаном, любимой Урадой, родным очагом – матерью и отцом.
Магомед прекрасно знал, да что там – был уверен: родители писали часто, как, впрочем, и он сам. Но война, – перепахавшая всё и вся, бесконечные стены дислокаций войск, перемещения – переезды с места на место, массированные артобстрелы, бомбёжки… – проклятая война уносила, теряла письма солдат и родных, как ураган осенние листья. Потому, заставлял себя и бойцов писать чаще и не отчаиваться, верить и ждать…Ждать и верить. Что полевая почта найдёт своих адресатов. Писал и извинялся в конце за свой почерк. Немудрено, ведь зачастую приходилось писать либо на танковой броне, либо вообще где придётся, положив на колено свой офицерский планшет.
…Прежде чем свернуть письмо, он задержался уставшим взглядом на последних строчках. Они обычно принадлежали отцу. Были по обыкновению суровы, мудры, назидательны.
«Береги фамильную честь, сын. Не забывай, из какого ты рода! Помни, ты горец. Аварец. Гидатлинец из Урады. Будь благороден и смел, как твой прославленный дед – мюршид Гобзало! Помни сын! Мы все стоим на плечах наших предков, смотрим их глазами по-новому на окружающую жизнь, живём на их могилах… И если мы помним о них – они оживают. Знай, их родные зоркие глаза, бессчётное множество глаз, строго смотрят на нас с Неба, с горных пиков, со скал, из древесных вершин, из придорожных камней, ржаных и пшеничных колосьев. Не опозорь себя, сын, ни в их глазах, ни в глазах своих командиров, солдат.
Мудрец и храбрец сохраняют честь аула. После смерти коня, остаётся поле, после смерти героя – имя. Не бойся судьбы! Будь воином. Всегда и везде. «Могила героя не на кладбище», – говорил наш великий имам Шамиль. Да прибудет с тобой удача. Аллах да выпрямит твою тропу Победы!»
«Вот уж, правда, – подумал, Магомед – перечитал письмо, будто дома побывал».
…Вагон мерно покачивало. Под стук колёс приходили воображаемые картинки мирной повседневной жизни горцев, которые, хоть на время, да заштриховывали мрачную правду военного бытия…