Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня
Шрифт:
– Ренер! Глуши мотор! Ни черта не слышно!
– Яволь, унтерштумфюрер.
Механик живо исполнил приказ. Привычно вскочил на борт танка, опёрся плечом на длинный башенный ствол.
* * *
– Товарищ Суфьяныч! Оно! Опять ползёт сюды кто-то т не один!
– Не ори! Мордует тебя шайтан!
Возбуждённо блестя глазами, все разом ринулись к брустверу, пальцы легли на спусковые крючки и гашетки.
…Марат почуял, как сорвавшись, резко, с перебоем бухнуло по рёбрам сердце…В нём вдруг полынным кустом
– Ну, где-е? Кто-о ползёт, ботало! Ты меня и за столом, и в окопе срамишь, перед боевыми товарищами. Видано ли дело: предпочитать водке-пиво, а пиву-воду? Э-эх, нет в тебе куража, Петя. Живёшь, как жук в навозной куче. А ты, Черёма, вишь чо?
– Никак нет, товарищ старший сержант! – встревоженно вертя головой, откликнулся тот. – Похоже, немцы дымовую завесу устроили, чтоб ни наши снайпера…Ни артиллерия, значит, не накрыла их…
– Ты дуру то не трепи! Эт козе понятно, Черёмушкин. А ты, Санько, видишь? – беспокойно переспросил он.
– Ни ма…тильки дымовина, товарищ старший сержант. Чую непорядок трошки…Трэбэ начальству добалакать, як?
– Твою мать!.. – процедил сквозь зубы Марат, давясь напряжением буркнул под нос. – Хороший ты мужик, Куц. Прям, как пирог с дерьмом. Худая у тебя начинка, тильки сало жрать – джигит. – И уже в голос съязвил в адрес немцев. – Устроили крысёныши себе занавес с буфетом. У них, буржуйских сук сейчас завтрак, по расписанию. Конфетки-печеньки с какавом кушать изволят…
Ё-моё…дыму и впрямь-вешайся! Ну, эт тоже не худо, земляк. Стал быть и немчура наших не видит. Так нет?
– Так точно. С дымом-то слобонее. Это значит одно, – Нурмухамедов посуровел взглядом, – глядеть в оба!
Он не успел договорить, как вздрогнул будто пришпоренный: из косматых, слоистых дымов, совсем рядом показалась сразу дюжина касок! Закопчёные перекошенный лица, влажные оскалы зубов!
– Не стреляй, свои! Не видишь…в рот те в душу!
Первый махнул белым лоскутом над каской, узрев направленный на него чёрный глаз пулемёта.
– Свои, братцы! – гаркнули слева.
– Отставить огонь! – запоздало приказал Нурмухамедов.
В следующий момент в траншею грязными рычащими комьями стали срываться бойцы с автоматами, снайперскими винтовками, – группа прикрытия командира Магомеда Танкаева.
– Наши! Наши, товарищ старший сержант! – радостно открылся длинношеий Черёма, с щемящим восторгом разглядывая одетых в защитные маскхалаты бойцов, их суровые простые мужичьи лица, воинственный вид. – вы разведчики?
– Профурсетчики, – насмешливо-зло передразнил Черёмушкина враждебного вида скуластый сержант, в чёрных пальцах которого был виден скомканный белый лоскут. – Мы – то разведчики, а вы что
– Ваши позывные? – Буренков встал рядом с Суфьянычем.
– Пароль! 0 Нурмухамедов держал палец на спусковом крючке «дегтяря».
– «Ворон»! Да убери от греха свою дуру, сержант! – скуластый, шевеля ноздрями носа раздавленного прикладом в рукопашном бою, с угрозой выступил вперёд.
– А вот теперь мы узнаём ваш чёртов пароль!
– Ах, сучар-ры!
– Б…и, пригрели жопы тут!
– В своих стрелять?! Шкуры…
Послышались хряские удары. В ход пошли кулаки и приклады.
– Отставить свару! – Рядом с Маратом в траншею спрыгнул волком комбат. Он крепче других бросался в глаза дюжим складом плеч и кавказским энергичным лицом.
– Расчет смир-рно! – слизывая с разбитого рта кровь, замер старший сержант.
– Вольно. – Майор задержал на нём взгляд. Татарские, раскосые, похожие на рысьи глаза красноармейца оживились, и весь он как-то незаметно, но ловко подобрался.
– Ай-е! Это ты, джигит?
– Так точно. Первая рота, второй пулемётный взвод, старший сержант Нурмухамедов, товарищ комбат.
– Коммунист?
– Так точно.
– Товарищ комбат! – драчливо топыря верхнюю губу, жарко встрял в разговор вспыльчивый осетин Абазов. – Это аны собаки…стреляли по нам!
– По своим стреляли! – взорвались голоса автоматчиков.
– Кто «собаки»! – взвился ястребом Суфьяныч.
– Отставить! В голосе командира звякнула сталь. – Кто стрелял? – Танкаев похолодел глазами, но оглядел расчёт с нескрываемым удовольствием. – Ну, а это кто сдэлал? – он снял с себя офицерскую фуражку и насадил её на палец.
За спиной командира присвистнули. Ну и дела-а! Из защитного цвета тульи, рядом с красной звёздочкой – торчал медный палец Танкаева.
– Вах! Ещо нэмножко, на палэц ниже…Э-э, много нэ надо…и ау, товарищ комбат, – снова встрял неугомонный Абазов. – Эй ты-ы! – он прожёг горячечным взглядом Нурмухамедова. – Ещо чут-чут и ты бы, вражина…убыл нашего комбата!
– Пуля винтовочная, – не обращая внимания на клокочущий клёкот Абазова, констатировал Магомед Танкаевич. – Твоя работа? – он перевёл взгляд на Бурёнкова, одубело державшего в руках мосиновку.
– Стрелял…– ни жив, ни мёртв кисло нахмурился Григорич, со страхом уловив строгий взгляд, стоявшего против него командира.
– Гляди каков! Стрэлял, а? – хмуро усмехнулся Танкаев. – Ты что же, надумал, что возьмут тебя? А еслы за это сейчас…я прикажу тебя расстрэлят?
– Думал, враг ползёт…– разбитые губы поёжились, их моросила мелкая ознобная дрожь.
Оттуда тоже снайпер…по нам долбал, това…
– Знаю, – веско перебил комбат. – Убит тот снайпер. Вот погоны того гада. – Танкаев показал, словно волчьи уши, срезанные кинжалом унтер-офицерские погоны.