Сталинград. Том второй. Здесь птицы не поют

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

* * *

Пыхая папиросками, воровато ужатыми в горсть, они пошли вдоль высокого бруствера к блиндажу: комбат – широкий, как дверь, и политрук – прямой, как оглобля, снова застёгнутый на все пуговицы и крючки, ей-ей, чем-то похожий на зачехлённый, в ножнах палаш.

…Были уже у входа, как вдруг, чей-то звенящий тревогой голос, выкрикнул:

– товарищ комбат, гляньте!

Воронов замер, повернул широколобое, обветренное лицо на голос; из-за его плеча выглянул на окрик Колесников.

– Опять, ты-ы! В чём дело, Черёмушкин? – комбат спустил собак, раздражённо впился в хорошо знакомое лицо рядового. – Что на сей-раз?

Что уставился, как родимец на попа?

– Да нет, же! На небо гляньте, товарищ комбат! – Черёмушкин заполошно вскинул руку.

Офицеры, вместе с оказавшимися поблизости стрелками, подняли взоры и…каждый, против воли, каков бы он ни был храбрец, ощутил, как его пробрала ледяная, сыпкая дрожь. Как натянулись поджилки и замозжало между зубов…А дыхание стало чаще.

По тёмной бугристой жести предночного неба, покуда бесшумно, точно стервятники, распластавшие крылья, хищно выпустив вперёд когтистые лапы-шасси, воздух резали бомбардировщики, четыре звена – по три машины в каждом.

Гнетущее состояние, сродни удушью в петле, усилилось, когда на бортах фюзеляжей, крыльях и вздыбленных хвостах, – зловеще замаячили жирные, бело-чёрные кресты и паучья свастика. И ту же секунду, чугунное небо, в оба конца, накалил тяжёлый гул моторов. А следом, со стороны солдатских котлов, где курилась сладким дымком полевая кухня, запоздало раздался истошный, хрипатый крик старшины Рябова:

– Во-озду-ух! Лягай! Ляга-ай, ребятё-ожь!!

Все ухнулись наземь, кто куда; забились – ужались, Зубами – дёснами целуя землю. Непрерывный, рокочущий гуд моторов Люфтваффе, всё гибельней нарастал, сводил с ума и вдруг, устрашающе взревел из-под крыльев «иерихонскими трубами», будто в коней хотел раздавить, закатать в мёрзлую твердь защитников высоты, наглядно показать кто в небе и на земле отныне новый хозяин и Властелин.

– Пулемёт дава-ай! – в бешенстве орал сержант Петренко.

– Братцы, жги их гадов из автоматов!

Чёрт в костёр! Кто-то, тщательно целясь из трёхлинейки, стрелял из окопа. Кто-то неистово строчил на удачу из «дегтярёва», в бессильном отчаянье, опустошая плоский дисковый магазин на 47 патронов….

…От полевой кухни – рассыпался горох касок…Бойцы бежали к траншеям, зачем-то пригибаясь, будто под пулями снайперов. Под яром слышались лошадиное ржание – визг, команды и ругань.

…под общий психоз, бесцельно и глупо расстреляв диск ППШ, Арсений Иванович, сплюнул с досады и жутко выматерился, с ненавистью глядя на победно мерцавших чёрными крестами, рокочущих, стальных птиц. Из окопов продолжали стрелять пачками, грохали залпами, сеяли беспорядочной частухой выстрелов – напрасный труд.

– Твою в душу мать! – рычал в горячке комбат. – Э-эх обещала сука-кума…не пускать козла в огород! Обещала родная партия…бить своим оружием врага на его территории! Но, где на-аши…Хвалёные сталинские соколы?! Когда? Когда же мы-то, наконец, будем бить, эту фашистскую сволочь в гриву и в хвост! Язви вас всех, кремлёвских мечтателей…кипучих горлопанов! – кричал сердцем, не разжимая, в кровь искусанных, почерневших губ Воронов.

Между тем, боевые машины лётчиков Люфтваффе не снижались, не заходили на цель, словно ни в грош не ставили тех, кто подобно жалким муравьям, ползал и хоронился в окопах, под ними. Действительно, странное дело! Те, кто был за штурвалами, не меняли взятого курса, не нажимали кнопки пуска, гашёток стрельбы. Словно стая стервятников, выискивавшая

добычу, они неудержимо летели к намеченной цели. Там, впереди за рекой Воронеж, тяжело гремели набитые пехотой составы. Там, за позициями 472-го стрелкового полка комдива Березина, лязгали – скрежетали железом тысячетонные эшелоны с боеприпасами, бронетехникой, – узловой станции «Анна». И туда, на восток, к железнодорожному узлу, в ревущих вихрях винтов и стремнинах воздуха, уносились машины, звено за звеном, под крыльями и в чреве которых, таилась беспощадная смерть.

* * *

Нет, это были не «мессеры», как наугад, по незнанию, ляпнул политрук Колесников. Это были знаменитые «юнкерсы» – пикирующие бомбардировщики – Ju 87 Stuka, – удача в воздухе для которых с начала войны, покуда ещё не отвернулась ни разу. Судьба Junkers Ju 87 Stuka, равно, как и судьба других самых легендарных немецких самолётов Второй мировой войны: Messerchmitt BF 109, Fokke-Wulf FW 200 Condor, Henkel He 162 Salamandra, Hs 126, – отражает, как в зеркале, судьбу Люфтваффе. Все началось триумфальным господством в небе всех стран на первом этапе мировой войны; продолжалось тяжёлой борьбой с набиравшими силу противниками и закончилось потерей боеспособности, воспроизводства, разгромом и катастрофой.

Но пока, на советско-германском фронте, для воздушных сил Вермахта был «золотой век». Для успеха немецкого командования, также, как и в воздушной операции, против Великобритании, под кодовым названием «Адлерангриф» (Adlerangriff) – требовалось завоевать господство в воздухе. И на этом этапе Третий Рейх во главе с фюрером, – мог быть спокойным. Оно, господство, – полное и, как ошибочно казалось, нацистской Германии, окончательное, – было достигнуто. Штурмовики, истребители Люфтваффе в ту «Эпоху величия», в пух, и прах били американцев и англичан в воздухе. Беспощадно и методично атаковали корабли альянса, за что британский премьер – министр Черчиль с тяжёлым сердцем вынужден был назвать немецких ассов – «Несчастьем Атлантики», а янки «Исчадием Ада».

Операция «Барбаросса», разработанная гитлеровским командованием для нападения на Советский Союз, началась 22 июня 1941 года. Восемь групп пикирующих бомбардировщиков Ju 87, в каждой из которых насчитывалось 334 самолёта, были готовы поддержать вторжение.

Об атакующей мощи этих боевых машин свидетельствует, в частности, рапорт командования 2-го воздушного флота, представленный им 2 октября 1941 года. Тогда пикирующие бомбардировщики совершили 58 боевых налётов на цели, передвигавшиеся по железной дороге, 202 вылета для поддержки танкового наступления под Брянском и 162 вылета для поддержки наземных соединений, наступавших на Вязьму.

Как известно, железная машина Вермахта нанесла сокрушительный удар. В ходе немецкого наступления были смяты – разбомблены расположенные вдоль границы аэродромы, соединения Красной Армии; советские ВВС понесли огромные потери, после чего танковые дивизии Вермахта вышли на оперативный простор. Только за первые несколько недель военной кампании Красная Армия потеряла миллионы солдат убитыми и пленными, но продолжала упорно сражаться и в результате, особенно после битвы за Москву, сорвала грандиозные планы Адольфа Гитлера и его приспешников. Во всём мире считавшийся непобедимый Вермахт был остановлен на подступах к Москве, а затем отброшен назад в ходе контрнаступления наших войск, которое поставило немецкую армию в тяжкое положение.