Сталинград
Шрифт:
Продвижение 6-й армии по донским степям осложнялось многочисленными погодными сюрпризами. Генерал Штрекер, командующий 9-м корпусом, так пишет в своем дневнике: «Здесь жарко, как в Африке, и вокруг огромные клубы пыли». 22 июля 1942 года начальником штаба 6-й армии была официально зарегистрирована температура в 53 тепла по Цельсию. Не удивительно, что немцы изнывали от жары. Но это еще не все. Внезапно начавшиеся ливни превратили проселки в топи, ничуть не увеличив крайне ограниченные запасы питьевой воды. Дело в том, что Красная Армия, отступая, сыпала в колодцы отраву, дома разрушались, а трактора и скот перегонялись глубоко в тыл. Припасы, которые почему-либо не успели вовремя эвакуировать, подвергались умышленной порче. «Русские заливают зерно бензином», – писал в августе домой немецкий капрал. Командиры подразделений докладывали, что советские бомбардировщики бомбят степь фосфорными бомбами, чтобы вызвать пожары. Германские артиллеристы
Для солдат 6-й армии лето 1942 года явилось последним более или менее спокойным. Казацкие станицы сильно отличались от деревень, преобразованных в колхозы. Местное население, в большей части своей оставшееся на местах, несмотря на строжайший приказ об эвакуации, относилось к немцам весьма дружелюбно. И это понятно, ведь многие здешние старики когда-то воевали против большевиков. К тому же всего за несколько недель до германского вторжения казаки поселка Шахты к северу от Ростова подняли восстание, провозгласив независимую республику. Восстание, конечно, было тут же подавлено войсками НКВД с откровенной, хотя и весьма предсказуемой жестокостью. К удивлению командующего 384-й пехотной дивизией, казаки остались дружелюбны даже после того, как подверглись мародерству со стороны немецких солдат. Они добровольно отдавали солдатам вермахта яйца, молоко, соленые огурцы, а иногда и целые окорока.
Командующий даже стал официально покупать у казаков гусей по цене 2 рейхсмарки за птицу. «Эти люди готовы отдать вам все, если обращаться с ними достойно, – записал он в своем дневнике. – Мы едим мед столовыми ложками до тех пор, пока нас не начинает тошнить, а по вечерам подкрепляемся вареной ветчиной». В то время как немецкие солдаты набивали желудки медом и ветчиной, Красная Армия терпела неудачу за неудачей. Сталин во всем винил своих генералов и продолжал менять командующих в тщетной надежде на то, что очередной полководец сможет гальванизировать сопротивление и переломить ситуацию. В войсках распространились пораженческие настроения, подрывающие веру в победу, отчасти восстановленную после контрнаступления под Москвой. К тому же Красная Армия не располагала нужным количеством хорошо подготовленных солдат и офицеров. Большая часть новобранцев, которых бросали в бой, имела лишь двенадцатидневную, а то и меньшую подготовку. Молодые крестьяне, призванные в армию из колхозов, понятия не имели о современном вооружении. Так, один кавалерист, нашедший в траве алюминиевую трубку, прикидывал, на что она может сгодиться в хозяйстве, до тех пор, пока трубка не взорвалась у него в руках. Оказалось, это была зажигательная бомба. Немцы не уставали удивляться тому, с каким пренебрежением относились русские командиры к жизням своих солдат. Яркий пример тому – оборонительные бои к западу от Дона. Всего три батальона без оружия и даже сухого пайка были посланы против 16-й танковой дивизии. Командир одного из них, сдавшийся после этой откровенной бойни в плен, сообщил противнику, что его явно пьяный начальник приказал немедленно без рассуждении поднимать людей в атаку. Последствия этого «сражения» были ужасны, в живых осталось всего семь человек.
Командиры Красной Армии по-прежнему боялись проявлять инициативу, помня еще времена «сталинских чисток». Однако после последних провалов на юге командный состав сильно изменился. У руля стали новые, энергичные, безжалостные и не страшащиеся НКВД командиры.
Успехи Жукова вселили надежду в сердца многих честолюбивых офицеров. Генерал Василий Чуйков, вскоре ставший командующим армией в Сталинграде, был одним из самых безжалостных представителей этого нового поколения командиров. Одолевавшие его вспышки гнева сравнимы, пожалуй, лишь с яростью самого Жукова. Внешне это был типичный славянин с грубым крестьянским лицом и густой шевелюрой. Он обожал солдатские шутки и с удовольствием смеялся над ними, обнажая при этом ряд золотых зубов.
Первые полгода войны Чуйков пропустил, будучи военным атташе в Китае. После отзыва он стал действующим командующим резервной армией близ Тулы. Позднее получил приказ перебросить свои неукомплектованные дивизии, которые отныне стали именоваться 54-й армией, к западу от Дона.
25 июля немцы начали массированное наступление. Для 64-й армии Чуйкова это сражение стало боевым крещением. Следующим утром немцы начали танковую атаку, и, хотя легкие танки Т-60 пришлось укрыть в ближайших оврагах, тяжелым танкам KB немецкие снаряды не причинили значительного вреда.
«У них большая дальнобойность, – объяснял немецкий офицер. – Мы не могли атаковать их на равнине, поэтому я убрал свои танки с открытой местности и, совершив широкий маневр, атаковал противника с тыла, Русские танки рассеялись, за исключением одного, потерявшего гусеницу, у него заклинило механизм поворота и башня не вращалась. Окружив машину, мы расстреляли ее в упор. Странно, но ни один из наших снарядов не пробил русской брони. Потом я заметил, что экипаж как будто пытается открыть люк. Сообразив, что русские хотят сдаться, я по радио приказал своему отряду прекратить огонь. Русские действительно открыли люк и выбрались из танка. Все они получили контузии, похоже, у них полопались барабанные перепонки, однако каких-либо видимых ранений не было видно. Для меня стало истинным потрясением узнать, сколь маломощны танковые орудия Германии»,
Прорыв правого фланга 62-й армии и выход немцев к Дону вызвал настоящую панику. В тыловых эшелонах 64-й армии Чуйкова распространились слухи, что германские войска вот-вот отрежут их от основных сил. На понтонном мосту через Дон началась давка. Затем паника передалась и войскам передовой линии обороны. Чуйков послал штабных офицеров на берег реки для восстановления порядка, но эта мера не принесла должного результата: помешал налет вражеской авиации. После этого налета Чуйков недосчитался своих лучших командиров.
62-я армия оказалась куда в более худшем положении. 33-я Гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника Александра Утвенко попала в ловушку на западном берегу Дона. Гвардейцев атаковали сразу две немецкие дивизии.
«Солдаты вермахта покончили бы с нами довольно быстро, если бы мы заранее не вырыли глубокие окопы», – рассказывал потом Утвенко писателю Константину Симонову. Раненых из дивизии Утвенко переправляли в тыл на телегах и верблюдах. Делать это приходилось только в ночное время во избежание налетов с воздуха.
Немцы тоже несли тяжелые потери. Только на позиции одного батальона в балку оттащили 513 трупов германских военнослужащих. У русских катастрофически не хватало боеприпасов. Зачастую подразделения шли в атаку лишь для того, чтобы добыть трофейное оружие и патроны. Запасы продовольствия настолько истощились, что солдатам приходилось варить колосья с ближайших полей.
11 августа остатки 33-й дивизии, разбившись на маленькие группки, стали с боями прорываться к Дону. «Лично я сам пять раз перезаряжал свой пистолет, – вспоминал Утвенко. – В то время многие командиры предпочитали застрелиться, чтобы не попасть в плен и уберечь своих родных от клейма „семья предателя“.
Около тысячи человек было убито, но они дорого отдали свои жизни. Один боец, вытащив из кармана листовку, пошел с ней навстречу немцам. Галя, наша штабная переводчица, закричала: «Да вы только посмотрите! Гад, сдаваться собрался!» – и она пристрелила его из своего пистолета».
Вскоре последние очаги сопротивления были подавлены. Утвенко и оставшиеся в живых солдаты прыгнули с обрыва в болото, где полковник был ранен в ноги шрапнелью от разорвавшегося снаряда. Кое-как выбравшись из болота, Утвенко с двадцатью своими бойцами весь день прятался на засеянном поле. Ночью они встретили еще нескольких оставшихся в живых красноармейцев и переплыли на другой берег Дона. При этом восемь солдат утонуло. Утвенко спас его адъютант, бывший гинеколог Худобкин, с которым случился эпилептический припадок после того, как они уже выбрались на берег. Утвенко вспоминал потом, как ему повезло, что припадок не случился в то время, когда они были еще в реке.