Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!»
Шрифт:
Мы навели мост через речку Чарну, а 12 января 1945 года нашей роте было приказано наступать вместе с танками. Прорывать оборону противника, провести танки через минные поля и сопровождать машины в бою.
После артиллерийской подготовки широким развернутым строем пошли в наступление танки. Наша саперная рота бежала следом за ними. Атаку хорошо поддерживала авиация. Первая траншея сровнялась с землей, песок почернел от огня, всюду лежали обгорелые немецкие трупы. Здесь же разбитые орудия и пулеметы.
Но в последующих траншеях мы вступили в бой с уцелевшими немцами. Всюду
Левее неслись трассы станкового пулемета. Упал один, второй сапер, кто-то залег. Но темп наступления не давал времени отлеживаться. Большинство саперов были вооружены автоматами. В сторону пулеметного гнезда открыли огонь сразу несколько человек, полетели гранаты. Пробегая мимо, я увидел разбитый пулемет МГ-42 и трупы двух немцев.
«Тридцатьчетверка», за которой мы бежали, вдруг остановилась и задымила. Уцелевшее орудие немцев, хорошо замаскированное, расстреляло ее, подпустив метров на пятьдесят. Сапер из моего отделения крикнул, обращаясь ко мне:
— Товарищ сержант, немцы справа!
Возле орудия суетился расчет, а ствол выискивал новую цель. Длинными очередями мы заставили немцев залечь и подбежали к пушке. Четверо немцев, встав на колени, подняли руки. Пока я размышлял, кого направить с ними в тыл, прибежали танкисты из подбитой «тридцатьчетверки» и расстреляли всех четверых. А танк, двигающийся за подбитым, с ходу раздавил орудие.
Война — жестокая вещь. Пройдя мелколесье, наша рота вышла на поле и увидела подбитые и горевшие танки. И наши, и немецкие. Возле некоторых лежали обугленные трупы. Видимо, «тридцатьчетверки» шли на скорости и вступили во встречный бой с немецкими танками.
Снаряды, выпущенные в упор, оставляли рваные дыры в бортах и башнях. В некоторых танках взорвался боезапас, сорванные башни лежали на земле. Наши танкисты хоронили погибших товарищей, ремонтировали подбитые машины. Прорыв немецкой обороны обошелся танкистам дорого. Я понял, почему с такой беспощадностью они обошлись с немецкими артиллеристами. Слишком поздно фрицы подняли руки.
Шли до позднего вечера, и весь день впереди гремел бой. Лишь поздним вечером наступила тишина. За первый день мы продвинулись в глубь немецкой обороны на тридцать километров.
На следующий день на пути наступающих войск встала очередная водная преграда — речка Пилица. Отступая, немцы взорвали мост. Часть пехоты с ходу форсировала речку, а танки уходили под защиту деревьев и в ложбины. Увидев, что пехотинцы отрезаны от основных сил, немцы открыли сильный огонь из орудий и минометов по прорвавшейся вперед пехоте и по танкам, укрывшимся на нашем берегу.
На этом
Наш взвод насчитывал всего восемнадцать человек. На речку, еще недавно покрытую льдом, было страшно смотреть. Вода бурлила, поднималась фонтанами от взрывов, плыли обломки льда, срезанные деревья и ветки. От немецкого моста остались лишь торчавшие сваи, расщепленные, покосившиеся. Мы пробирались к воде, нагруженные снаряжением, металлическими скобами (и, конечно, с оружием). Нас поддерживала пехота, переправившаяся на правый берег.
Начали работу в одних гимнастерках, сбросив все лишнее, кроме автоматов за спиной. От пуль нас частично спасал крутой западный берег. Спешно валили и обтесывали сосны, готовя заранее прогоны и настил. Часть саперов подпилили по одному уровню сваи, и мы спешно стали наводить переправу. Хотя работали без остановок, нас понукали два офицера: полковник и майор.
Подбежал, сбрасывая с себя накидку, кто-то из командиров. Это оказался командарм 4-й танковой армии генерал Лелюшенко. Для постройки такого моста требовался не взвод, а минимум рота. Увидев обессилевших, падающих от усталости саперов, он резко приказал нашим «погонялам»:
— Чего вы смотрите? Видите, саперы падают. Берите и носите бревна.
Не знаю, какие посты занимали полковник и майор, но они резво включились в работу, забыв про свои большие звезды. Тем более на берегу, не обращая внимания на пули, стоял Лелюшенко и лично руководил наведением переправы.
Едва прогоны коснулись западного берега реки, генерал, не дожидаясь, когда на них ляжет настил, побежал к танкам. И вот уже первая машина на малом ходу прошла через мост, за ней пошли другие. Мы буквально на бегу укладывали остатки настила, едва уворачиваясь от гусениц танков.
Все. Работа закончена. Танки и пехота двигались вперед. На дороге остановился «Виллис» с нашим комбатом. Командир взвода попытался доложить, но комбат, отмахнувшись, поблагодарил нас:
— Молодцы, ребята!
Ордена и медали нам вручали очень редко. Ну, что же, спасибо и за благодарность. Как говорится, не за ордена воюем. Нас довезли на грузовике до села, где после ужина и ста граммов «наркомовских» впервые за месяц пребывания на Сандомирском плацдарме спали в теплом доме.
На следующий день мы участвовали в атаке. Запомнился сильный орудийный огонь, который вели немцы, и налет бомбардировщиков в сопровождении истребителей. Дорога превратилась в кладбище разбитой техники и повозок. Гибли и получали ранения многие бойцы. Хоть мы и наступали на всех фронтах, но немцы оборонялись отчаянно. Продолжая преследовать отступающего врага, приблизились к реке Варта. Снова бомбежка и артиллерийский обстрел. «Юнкерсы» и «Мессершмитты» снижались до бреющего полета, расстреливая все живое. Наших самолетов почему-то не было. Когда немцы улетели, ударили «катюши», заставив замолчать артиллерию врага.