Сталинградская страда. «Ни шагу назад!»
Шрифт:
Сразу было ясно, что здесь прокатилось жестокое сражение. Виднелись руины зданий, из-под снега торчали остатки разбитой техники, сгоревшие танки, трупы наших и немецких солдат. Почему их не похоронили? Мы тогда еще не представляли масштабов Сталинградской битвы.
Участок обороны нам достался довольно большой. Траншеи были выкопаны давно, имелись землянки, блиндажи. На 300 человек мы имели несколько противотанковых ружей, четыре станковых и десяток ручных пулеметов. Патронами нас обеспечили, привезли ящики с гранатами: в основном «лимонки — Ф-1»,
Задачу тоже поставили сразу — не допустить прорыва окруженных немцев из кольца. Реального положения дел в Сталинграде мы не знали. Судя по газетам, в городе пряталась в подвалах и развалинах недобитая 6-я армия Паулюса, которой запретили сдаваться, и они ждут своего конца. Невольно вспоминались фотографии обмороженных фрицев в женских платках, в уродливых соломенных калошах. Нажать посильнее, и они рассыпятся!
К сожалению, действительность оказалась более суровой. Каждое утро «немецкие недобитки» начинали с артиллерийского и минометного обстрела. Мы считали себя подготовленными десантниками, но войны большинство из нас не нюхали. Не знали десятки хитростей и мелочей, которые хорошо освоила пехота.
Конечно, мы знали, что сразу надо прятаться, когда начинается обстрел. Но и обстрел был разным. От прямых попаданий мин окопы и траншеи не спасали. В «лисьи норы», специально вырытые для защиты от мин, лезть вначале боялись.
Прямое попадание гаубичного снаряда вызвало шок. Двое-трое бойцов были убиты, исковерканы. Кто-то лежал без ноги. Ведь мы этого ни разу не видели. Контуженый боец сжимал ладонями уши, из которых утекла кровь.
— Убили… убили, — повторял он.
Командиры рот и взводные быстро брали обстановку в руки, давали команды нам, сержантам:
— Приготовиться к отражению атаки! Всем занять свои места.
Торопливо перевязывали раненых, уносили их в дальний блиндаж, приспособленный под медпункт. И действительно, вскоре началась первая атака. Немцы хорошо знали местность, выбрали участок с многочисленными воронками, остатками разбитых орудий, сгоревшими танками.
Под прикрытием пулеметов фигуры в грязно-серых маскхалатах перебежками и ползком быстро приближались к нам. Пока одна группа вела огонь, другая делала бросок от одного укрытия к другому. Скажу прямо, что такие умелые действия совсем не напоминали готовых сдаться окруженных «недобитков».
Наши бойцы стреляли часто, но беспорядочно. Достать пулей мелькавшие фигуры, плохо различимые на фоне закопченного снега, было трудно. Миша Астахов, молодой солдат из моего отделения, стоявший рядом, беспорядочно дергал затвор и стрелял не целясь.
— Миша, ты ведь хорошо стреляешь, — окликнул я его. — Целься лучше.
Справа длинными очередями опустошал диск «Дегтярева» другой боец. Увлекшись, он высунулся по грудь. Пулеметная очередь хлестнула по брустверу, парень сполз по стенке траншеи. Заменил его вторым номером, объяснил, как эффективнее вести огонь. Помочь пулеметчику мы ничем не могли, его прошили через грудь три-четыре пули, и он умирал.
Я
— Диски не кончились?
— Есть запас. Передышка будет — заряжу отстрелянные.
Второй номер действовал неплохо, за пулемет я был спокоен. У меня был автомат ППШ. Показывая пример, бил очередями по 5–7 патронов. Попадал или нет, не знаю, до немцев было далековато. Но рота уже пришла в себя и вела плотный огонь. Метров за двести перед траншеями немцы залегли.
Высовывать головы многие не рисковали, стреляли наугад, как мы в начале боя. Теперь обстановка изменилась. Потери заставляли немцев прятаться, некоторые отползали назад. Потом по команде офицера отступила вся рота, где перебежками, где ползком. Мы провожали их стрельбой, благо патронов хватало.
Позже я понял, это было что-то вроде пробной атаки. Как говорится, нас проверяли на «вшивость». Кого-то мы сумели достать своими пулями, но немцы, не желая нести дальнейшие потери, отошли. Убедились, что легко нас не выбить.
В роте погибло 3–4 бойца и командир одного из взводов. Раненых перевязали и отправили в тыл. Погибших отнесли в дальний конец траншеи и решили похоронить ночью. Фамилия нашего командира взвода была Кияшко, он пришел к нам из училища. Молодой парень, лет восемнадцати, добросовестный, к подчиненным относился хорошо. С ним всегда можно было посоветоваться.
Лейтенант собрал командиров отделений, указал на ошибки, было приказано вести постоянное наблюдение, по очереди почистить оружие, набить патронами ленты и диски.
— А в общем, нормально воевали, — подвел итог взводный. — Не рискнули фрицы близко подобраться.
Я был постарше лейтенанта, и жизнь меня покидала достаточно. Ситуацию я понимал. Немцы могли продолжить атаку, но прекратили ее по каким-то своим соображениям. А лейтенант хвалил нас, чтобы подбодрить.
С ребятами из отделения я поговорил более жестко. Напомнил, чему нас учили. Если будем палить куда попало, немцы нам сядут на шею. Подберутся поближе и закидают гранатами. Приказал срочно приводить в порядок оружие. Постреляли мы крепко, я сам выпустил два с лишним диска. Отделение, пыхтя, заводило тугие пружины ППШ и набивало их патронами.
Принесли в термосах завтрак. Кашу, американскую тушенку, сухари. Налили по сто граммов водки. Я сам тогда не пил, отдал свою порцию кому-то из сержантов.
Немцы иногда бросали пару-тройку мин, давали несколько пулеметных очередей. Вроде ерунда, но держали нас в напряжении. Еще кого-то убили и ранили. Так прошел первый день на сталинградской земле.
Мы держали оборону до 2 февраля. Дни, как по распорядку, начинались с артиллерийского и минометного обстрела. Затем следовала атака. Иногда больше похожая на имитацию, но зачастую упорная, с целью выбить нас из траншей.