Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду
Шрифт:
Колонна остановилась на окраине поселка Зергента. Отлучаться от машин не разрешили. Так всю ночь и простояли на окраине. Погода не менялась: мелкий моросящий дождь и периодические порывы сильного холодного ветра. Видно, решался вопрос, где нам располагаться. Поселок был забит подразделениями нашей бригады. В каждом доме поселка жили местные жители — калмыки.
Командир роты сообщил, что роте предстоит этой ночью совершить марш в район, где будем какое-то время находиться, пока
— Как поговорить, с каким толком? — спросил я его.
— Просто так. По душам поговорить. Как это было, когда первый раз ее привез в бригаду. Темнит она. Нет той прежней искренности. Разобраться хочу.
Возможно, она и была к нему ласковой, когда он ее привез в бригаду. Ночь они вместе провели, как он рассказывал. Были внимательны друг к другу еще какое-то время. На что он может надеяться? В этом и решил разобраться.
В калитку вошла доктор Майя.
— Ее вызывал Максимов. Она от него. Он ее слопает тихой сапой. Смотрите, не прозевайте! — шепнула мне Панченко.
— Он для меня сильный соперник, — заметил я.
— Здравствуйте, коллеги! — Майя подошла к нам. — Кто сильный соперник и в чем?
Значит, услышала последнюю фразу.
— Батальонный комиссар Максимов сильный соперник. В любви, — выпалил я.
Она остановилась, уставилась на меня.
— Зачем вы так больно? Вы, вы, вы жестоки. Все! Это же мои муки, моя рана, а вы туда же солью. Никакой поддержки. Одно зубоскальство. В бездну провалишься — никто руку не протянет, еще подтолкнут. Ждете спектакля на чужом несчастье?
И со слезами убежала в другой дворик.
— На больную мозоль наступили. Трудно ей, бедняжке, — сказала Панченко. — Куда ей деваться? Видно, припер к стене. Я пошла к ней.
— Скажи мне, у тебя с ней какие-то отношения? — прервал мои мысли Семен.
— Я отношусь к ней с большим уважением, как к товарищу. Панченко пошутила, говоря, что я сохну по ней. Максимов ее добивается, и ей все труднее устоять. И мы попали в это ее больное место. Как бы ей помочь? Честно говоря, я на все для нее готов, но она против. Была против.
— Чем же ты ей можешь помочь? Если он решит, то своего добьется. Никуда ей не деться. Садовский же сошелся с доктором Ложкиной, и живут открыто, как муж с женой.
— Он может жениться на Зое, если останутся в живых. Они оба холостяки, и их можно не
— Захочет — влезет. Чем же ты ей хотел помочь?
— Мог бы, если бы она захотела. Не поймешь, что они хотят. Уверен, твердо уверен, что с ним она не хочет сходиться. Она ему категорически отказала, но он пристает.
Подошел красноармеец Сулян.
— Доктор, пошли к себе. Я все решил. Здесь для нас никого нет. Наши женщины еще подрастают, и если мы уцелеем в этой войне, то они нас дождутся. А тут у нас никого нет. Пошли.
— Мне надо задержаться. Иди, я скоро буду. Будь здоров, Семен, до встречи!
Пошел в другой дворик, где расположен личный состав медсанвзвода. Встретилась медсестра. Широко улыбнулась мне — сама любезность — и с ухмылкой спросила:
— Вам кого?
— Где тут доктор Майя?
— Она нуждается в утешителе, там ее найдете, — и указала на крыльцо.
Я попал в прихожую, если так можно назвать место, где зимой держат скот. Услышал слева за дверями голос Панченко и вошел в комнату. Майя лежала на кушетке.
— Чего пришли? — спросила Панченко. — Обидели и пришли.
— Никто не хотел обижать. Решили пошутить, а вышло боком. Майя, извините, что моя неудачная шутка причинила боль. Не хотел я этого. Вы знаете, что не желаю вам неприятностей. Напротив, только добра хочу. Случилось что? Скажите!
— Ничего пока не случилось.
— Зачем же вы к нему ходите?
Она села на кровать. Ожидал, что выгонит или разразится бранью. Но она спокойно ответила:
— Таблетки ему нужны.
— Пусть их носит Иванов.
— Приказывают мне. Кроме таблеток ему надо измерять давление, а это только я могу правильно делать, — сказала она.
— Там же рядом доктор Ложкина, имею в виду у командира бригады. Пусть она и ему меряет давление.
— Он считает, что лучше всех я ему меряю давление, и ему сразу становится лучше, — и чему-то улыбнулась.
— Вы можете серьезнее? — начал я, запинаясь.
— Могу.
— Вам это ничем не грозит?
— Чувствую, что грозит. Все уже смотрят на меня, как на потенциальную любовницу. И мне все труднее.
— Не ходите к нему.
— Но он настаивает и присылает за мной.
— И вам это начинает нравиться.
— Нет. Нет! Не обижайте меня! Прошу…
— Зачем же держитесь за эту нить? Вам кушать приторно и бросить жалко. Кончать сразу надо!
— Она же подчиненная, и как не пойти, если просят оказать помощь. Как можно кончать сразу? — вмешалась доктор Панченко.
— Можно. Я предложил выйти за меня замуж. Фиктивно для себя, для нас, а для всех на законных основаниях, и пусть все об этом знают. И Максимову об этом сказать. Что любим друг друга и мы — муж и жена. Можно и расписаться, не жить вместе, иногда встречаться на людях, а после войны разведемся и каждый — свободная птица. Не выход ли это из создавшегося положения? А она отказывается. Вот и вся история, — закончил я одним дыханием.