Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)
Шрифт:
Отца как-то на экзамене в Московской Духовной академии один профессор спросил: «Что делает Господь с человеком, когда хочет его к Себе привлечь?» Отец что-то ответил, а тот говорит: «Хорошо, а что главное?» Папа молчит. «Господь посылает ему тугу душевную», – сказал экзаменатор. То есть вот именно из безысходности, когда уже не от кого и неоткуда ждать помощи, человек и взывает к Богу.
Сам я на военной кафедре в лесотехническом институте получил специальность штурмана военно-воздушных сил. Наш преподаватель, полковник А. К. Плесский, говорил: «Я заставлю вас самолетовождение знать в стихах. В небе рассуждать некогда, там действовать надо». Вот так
Однокурсник отца Кирилла (Павлова) отец Тихон (Агриков) рассказывал, что как-то во время бомбежки рядом упавшая бомба накрыла его огромным слоем земли, и он понял: всё – погребен. Взмолился Божией Матери: «Я буду Тебе служить, оставить меня…» – и вдруг тут же упала следующая бомба и смела всю эту землю с него, а он встал и пошел.
В другой раз он оказался с товарищами в окружении. Зашли в какое-то село, повалились все, потому что очень измучены были, оставили кого-то дежурить, да тот, видно, тоже не выдержал, заснул… Не зря говорят: воинский устав написан кровью. И вот отец Тихон открывает глаза и видит, что рядом с ним лежащего солдата протыкают штыком, и понимает, что – всё, смерть. И он уже вслух – терять нечего – говорит: «Господи, приими дух мой!» И тут же слышит: «Наши!» Оказалось, это партизаны забрались, не знали, кто здесь – думали, неприятеля уничтожить… Вот это: «Господи, приими дух мой», – спасло и его, и всех остальных.
Еще один случай отец Тихон лично мне рассказывал: в фашистском концлагере сидели все вперемешку – и военнослужащие, и мирские, и священнослужитель был. И вот один замполит (тоже заключенный) всё иронизировал над батюшкой, подсмеивался, шутил.
А в то время кто-то, видно, не выдержав издевательств, убил эсэсовца. Тогда выстроили всех заключенных и объявили, что каждого десятого будут расстреливать. Идут по рядам – убивают. И этот батюшка уже понимает, что он девятый, а десятым замполит за ним стоит… Так он сделал шаг назад, на свое место поставил замполита, а сам встал вместо него. И тут же священника расстреляли. Это так потрясло замполита, что тот сказал: «Он заменил меня здесь в этом строю, а я в его строю подменю его». Когда лагерь освободили, он пошел служить священником.
Архимандрит Иосиф (Сафронов) прошел Соловки, в 1937 году бежал из лагеря с двумя друзьями
На войне многие обеты давали: выживали, а после уходили в монастыри. Кто-то, конечно, и забывал свои обещания. Диавол-то работает, – на войне как на войне – и на духовной тоже.
По большому счету, пути Промысла Божьего сокровенны для нас. Наверняка там, на войне, у тех, кто выбрал потом путь служения Церкви, были особенные внутренние состояния, ставшие указаниями для дальнейшей жизни. Они поняли, что были бы уже покойниками, если бы Господь не сохранил. Поэтому и стали «покойниками», то есть умерли для мира, – приняли постриг.
В том-то всё и дело, что у нас иногда забывают об этой особенности: монашество есть смерть для мира. В одном греческом монастыре так и написано: «Если умрешь, прежде чем умрешь, то не умрешь, когда умрешь».
Замечательно: просто и ясно. Так что и отцы наши, пройдя суровую школу войны, сколько еще потрудились в мирной жизни. Отец Кирилл два месяца в окопах под Сталинградом,
Или отец Ефросин (Данилов), погребенный у нас в Акулово у алтаря: он 10 лет Колымы получил, совершил побег, ушел в тайгу. А там холод, есть нечего, укрыться негде. Его поймали и три недели держали в карцере на морозе.
Отца Арсения (книга про него так и называется «Отец Арсений») двое-трое суток на морозе держали, а отца Ефросина 22 дня – и бросили, чтобы он умирал, в камеру. А тот остался жив – преподобному Сергию молился! Начальник лагеря говорит: «Да не может быть, чтоб он выжил!» Ему есть не давали, он же ничего не зарабатывал, потому что был не в силах уже работать. Уголовники брали его с собой, выполняли его норму и так выкормили.
Они ему говорили: «Василий Андрианович (мирское имя), если бы все были такие, как ты, мы бы здесь не сидели!»
Еще один пример – старец архимандрит Иосиф (Сафронов), он 30 лет в д. Внуто Новгородской области прослужил, потом Соловки прошел, в 1937 году бежал из лагеря с двумя друзьями, – с Соловецкого-то острова практически невозможно уйти, а они совершили побег, когда были на перевалочном пункте в Кеми, – и вот так, питаясь какими-то корешками, добрались до Финляндии. Там их приняли, отец Иосиф даже в церкви где-то служил, но не мог без России, все-таки вернулся на родину, и здесь его тут же опять посадили. Отсидел, вышел и до 92 лет продолжал служить.
Отцу Иосифу принадлежат замечательные слова, которые и к отцу Кириллу относятся: «Нас Господь оставил как живых свидетелей силы Божией». Представляете, такие подвижники, как отец Кирилл, отец Иосиф – почти по 100 лет прожили!
То есть если раньше мученики были свидетелями силы Божией, то теперь и исповедники столько претерпевали, что тоже свидетельствовали о том, как можно выжить и в невозможных для человека условиях и передать следующим поколениям то, что открыл им Господь.
Времена послевоенные были непростые, власть в основном – безбожная. Некоторые из священников и по 30 лет в тюрьмах и лагерях отсидели, как тот же святитель Афанасий (Сахаров), а благодушия были необыкновенного. Даже с юмором могли что-то вспоминать. И это при том, что им пришлось претерпеть страшные издевательства: владыка Афанасий рассказывал, как их в лагерях терзали – ноги вмерзали в воду. Как только человек сохраниться смог? А он, вспоминая лагерь, рассказывал, что следователь был «милейший человек». У нас сейчас чего только не наслушаешься: такие, мол, звери вокруг. А там и среди надзирателей лагерей милейшие люди, оказывается, были.
Владыка Афанасий (Сахаров), несмотря на многие годы, проведенные в тюрьмах и лагерях, отличался необыкновенным благодушием
Мы молимся: «О Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея…». При советском режиме какая, казалось, власть безбожная была! А вот у дяди моей матушки, Владимира Владимировича Быкова, автора книги «Отец Арсений», на квартире тайно отслужили более 200 литургий – верующие между собой договаривались, собирались, приходили священники.