Сталингранские сны
Шрифт:
Повсюду, со всех сторон в жарком, дрожащем воздухе висели длинные пылевые хвосты и шлейфы от чего-то огромного и многочисленного, передвигающегося в разных направлениях по видимым и невидимым отсюда грунтовым дорогам, тропам и просто так, напрямую через степь. Степные дороги, попросту извилистые сухие колеи, пробитые за многие годы в невероятно живучем травяном покрове понимали полог не менее густой, чем дым от пожаров, и он надолго застывал на одном месте, поддерживаемый восходящими потоками горячего воздуха от разогретой на солнце земли.
Степь была в движении. Везде виднелись черные точки, чёрточки, нитки, идущих и едущих в разных направлениях людей, лошадей, коров, овец,
Земля под ними пылила ручейками и облачками, или реками пыли. И всё это вместе, дрожало, словно на поверхности не то озёр, не то слоёв раскалённого воздуха. Может, там действительно было озёра, только вот плескались они чуть выше уровня горизонта. Любой, кто увидел бы эту панораму. подумал, а если не подумал, то почувствовал сердцем или душой, что произошло что-то великое, огромное и страшное и злое, какое бывает только в библейских сказаниях или в мыслях философов, для своей потехи и мысленных экспериментов придумывающих конец света. Катастрофа, вызванная неведомыми природными силами, забросившая в эту глушь столько людей со всех сторон света. И без того жуткий этот простор своей приветливостью к человеку, делалось ещё более страшным из-за повсеместного присутствия здесь массы разного люда.
В бескрайнем синем небе тоже всё двигалось; то ближе, то дальше, в основном на западе, на разной высоте висели, медленно перемещались серые точки самолётов. Иногда они вспыхивали как искорки, когда солнечный свет отражался от стекол кабин, иногда мерцали, отражая свет плоскостью крыльев при маневрировании.
– Надо бы дойти до военных и попросить у них хотя бы воды, милочка!
– слабым голосом сказала Наташе пожилая еврейка с бледным лицом, дотрагиваясь до рукава её платья, - у военных обязательно должна быть вода!
– На других наших машинах тоже есть вода, - ответила ей Наташа, и сделала знак дочери, чтобы та подала ей корзинку, - а пока возьмите мою, тут немного в бутылке, тёплая, но жажда всё спишет.
Принимая от неё бутылку и впрямь тёплой, почти горячей воды, женщина, посмотрела не неё, как смотрят дети на мать, дающую вкусную еду, восхищённо и недоверчиво.
Глава вторая
ДЕНЬ 2-ГО АВГУСТА 1942 ГОДА,
АВАНГАРД 208-Й СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ
– Эй, там, не материться я сказал, аж с души воротит, до чего похабные языки у вас, дальневосточники!
– зло сказал высокорослый и молодцеватый старшина с зелёными полевыми знакам различия.
Он обернулся и строго оглядел поверх голов шеренги красноармейцев длинную, пыльную змею из стрелкового батальона, нескольких грузовиков и возов, упряжек противотанковых пушек, медленно выползающих на пологую возвышенность после преодаления очередной балки, - кто там такой острослов?
Его сдвинутая с мокрого лба и видавшая виды фуражка едва держалась на макушке за ёжик коротко остриженных седых волос. Новенькие гимнастёрки и галифе, пилотки и ремни винтовок молодых солдат, идущих следом в колонне по трое, резко отличались от его выцветшей
На линии его взгляда, устремлённого поверх голов солдат через пыль и дрожащий раскалённый воздух, вдали, будто разорванные и брошенные в траву стеклянные бусы, среди плотных серо-зелёных кустарников, поблёскивала река Курмоярский Аксай. Она то пряталась за крутые берега речной поймы, в местах, где делала повороты, то виднелась вдруг вся. Рядом с узкой полосой лесопосадок слегка приподимались рыжие от ржавчины крыши калмыцкого села Караичев. Там батальон прошёл ещё на рассвете. Дальше висели миражом в голубом воздухе серые полоски свиноферы совхоза имени Ленина с серебряным гвоздём водокачки посредине. На горизонте, на западе, вверх поднимались три столба чёрного дыма на высоту, где обычно бывают только облака. Дым пожарища загибался на северо-восток, в сторону Волги и Сталинграда, повинуясь холодному ветру тропосферы.
Курмоярский Аксай для летнего меженя был странно полон. Вероятно сказались ливневые ночные дожди последних дней июля. Собравшаяеся по балкам и оврагам вода, начиная от Радыка и Сухой до Нагольной и Лога, напьлнила его на несколько дней. До хутора Пимено-Черни река просматривалась свинцовым пунктиром между лесопосадками и возвышенностями, протекая с востока на запад. После хутора она несла свои воды уже на юго-восток, образуя гигантскую излучину. От Караичева до станции железной дороги Котельниково, она вновь поворачивала на запад, уходя потом на северо-запад в сторону Дона. Многочисленные заросшие кустарником и деревьями её старые меандры, словно следы когтей и клыков огромного хтонического чудовища иссекали пространство вокруг реки между хутором Пимен-Черни и станцией Котельниково.
Кто-то из первых шеренг не то заворчал, не то пошутил:
– Ну, вот, сначала "ни шагу назад", а потом не матюкайся и ходи по нужде по списку, а сами идём всю ночь и полдня без привала!
– А как с фашистами без мата сражаться?
– откликнулся на это другой голос.
– Опять у Михалыча халхингольские штучки будут сейчас, - тихо сказал, идущий во второй шеренге долговязый красноармеец, слегка повернув голову направо, - горло будет полоскать водой, но не пить.
На этом солдате, кроме новенькой винтовки СВТ-40, скатки шинели, каски, подсумков с патронами, сумки противогаза, саперной лопатки и вещёвого мешка, была ещё навьючена тяжёлая катушка с чёрным проводом полевой связи.
Его сосед справа, несущий за спиной дополнительно три вещевых мешков с сухим пайком взвода, только вздохнул. Хлопая рыжими ресница, он жмурился от пыли и пота, стекающего ручейками к переносице. Едва виднеющиеся из под ресниц серые глаза, от яркого солнца казались бесцветными.
У обоих вода во флягах кончилась ещё на рассвете. Развлекать друг друга разговорами, как это было во время долгого пути по железной дороге и сидения в вагоне, не было особых сил. Они, как и все, не спали всю ночь, утро и полдня, столько же не ели. Шли без остановки почти двенадцать часов от Котельниково куда-то на юго-восток. Пилотки солдат были сдвинуты на затылки, и не падали лишь оттого, что наклоняли, вытягивали вперёд чёрные от пыли и пота шеи, как будто лошади. Густая пыль прилипала к мокрым лицам, въедалась в гимнастерки, запорашивала обмотки и ботинки. Пыль была везде: в носу, во рту и ушах, в карманах, на оружии, в сумках, в воздухе и глотке. Казалось, что именно из неё, мелкой и обильной пыли, похожей на рассыпанный вокруг серый цемент, и сделана степь.