СТАЛИНИАДА

Борев Юрий Борисович

"Общая могила № 1. Захоронение невостребованного праха за период 1930–1942 г. включительно".

Двенадцать Шмулей Шмулевичей

Было это все в тридцать седьмом. Когда Иванова ввели в камеру, он оказался тринадцатым. "Тьфу, чертова дюжина", — подумал он и стал знакомиться.

— Александр Иванов.

— Шмуль Шмулевич.

— Александр Иванов.

— Шмуль Шмулевич. И так двенадцать раз.

— Что за чертовщина? Вы что, родственники? — спросил Иванов маленького черненького Шмуля Шмулевича.

— Нет.

— А как же вас подбирали?

— Так

и подбирали, гражданин Иванов, по фамилии.

— Зачем?

— Не знаем.

Через пару недель, когда всех двенадцать Шмулей Шмулевичей протащили сквозь следствие, все более или менее разъяснилось.

В Москве на следствии один из арестованных, «вспоминая» все свои преступные связи, назвал и некоего Шмуля Шмулевича из Бердичева. Из Москвы в Бердичев последовала телеграмма арестовать Шмуля Шмулевича как троцкиста и врага народа. Но в городе оказалось двенадцать Шмулей Шмулевичей — один скорняк, другой мясник, третий портной, и ни одного близкого к политике.

Однако приказ есть приказ. На всякий случай арестовали всех и все двенадцать получили свои стандартные десять лет.

Беня Шик из Тирасполя

Еврей-контрабандист из Тирасполя не ел трефного, а ел только кошерное: питался одними галетами, отказываясь от тюремной похлебки. Он назвал своего сообщника — Беня Шик из Тирасполя. Через неделю его вызвали на допрос.

— Этот? — спросили у него.

— Нет, — сказал контрабандист.

— А кто же твой сообщник?

— Беня Шик из Тирасполя.

— Так это же Беня Шик из Тирасполя.

— Может быть, но это не он.

— Так кто же твой сообщник?

— Беня Шик из Тирасполя.

Ситуация повторилась: вскоре нашли третьего Беню Шика из Тирасполя.

И вот уже четыре еврея не ели в камере трефного и ели только кошерное. Вскоре их стало десять. И на этом приток сообщников прекратился: Бень Шиков в Тирасполе больше не было.

Контрабандист получил пять лет по статье за контрабанду. А так как у девяти Бень состава преступления не было, по нормальной статье осудить их было нельзя, а выпускать — неудобно, то всем тираспольским евреям дали по десять лет как политическим — благо для такого обвинения аргументы не были нужны.

В это время за контрабанду давали пять, а ни за что — не меньше десяти лет.

Благодарность

Артист МХАТа Борис Петкер и его жена Лидия рассказывали мне о судьбе их приятеля.

Иван Григорьевич Канашвили был в Грузии крупным врачом, лечил Сталина и Берия. Однажды его вызвали на дачу к Сталину.

Приехавшие за ним люди в штатском осмотрели содержимое чемоданчика с инструментами и лишь после этого повезли Ивана Григорьевича на дачу. Его провели в комнату, в которой лежал личный секретарь Сталина. У больного оказался дифтерит. Врач распорядился провести в доме дезинфекцию и попросил Сталина уехать, чтобы не заразиться. Секретаря удалось вылечить.

Через некоторое время Канашвили ехал из Москвы домой в Тбилиси. В его купе вошли два человека в штатском и объявили ему, что он арестован. Канашвили, высокий — 2 метра 5 см — и сильный человек, вытолкал этих людей из купе и благополучно доехал до Тбилиси, где его встречала жена. Но на вокзале Ивану Григорьевичу предъявили ордер на арест,

подписанный Сталиным и Берия, "арестовать и усиленно допросить".

Усиленно допрашивал Ивана Григорьевича следователь П., предъявивший самые нелепые обвинения: отравление воды в источниках Боржоми человеческими экскрементами (курорт на месте этих источников был детищем Канашвили), взрыв моста в местах, где Иван Григорьевич никогда не был, и т. д. Перебив ему ноги, его заставили подписать признание в контрреволюционной деятельности.

Канашвили расстреляли. Жену посадили. Она работала в казахстанских лагерях чабаном, а потом штукатуром (строила свинарники). Вскоре умерла. Их дочь дожила до реабилитации и во второй половине 50-х присутствовала на суде, приговорившем следователя П. к расстрелу. От всего того, что она услышала на процессе, она лишилась чувств, и её вынесли из зала суда.

Охват иностранцев

Сталин сказал, что на процессе по делу о поджоге рейхстага было три тактики: первая — Димитрова, который защищал свою партию. Это была истинно марксистская тактика. Вторая — Попова и Танева: тактика личной защиты, и третья — тактика предательства.

Попова и Танева по прибытии в СССР арестовали.

* * *

Попов, сотоварищ Димитрова по процессу, руководитель болгарского комсомола, оказался в одном лагере с Мильчаковым — руководителем советского комсомола. Он говорил своему советскому коллеге по работе и судьбе: "Я сидел в тюрьмах царской Болгарии, в австрийских тюрьмах, в тюрьмах немецких фашистов — разве же это тюрьмы? Курорт!"

* * *

В 1937 году болгары, жившие в эмиграции в СССР, пришли в Коминтерн к Георгию Димитрову и попросили его сообщить Сталину, что Ежов враг и предатель, он арестовал многих болгар и, если этого изверга не уберут, они, болгары, многие из которых работают в органах, убьют Ежова.

Димитров ответил, что дело здесь совсем не в Ежове.

Вскоре с этим вопросом было покончено: большинство болгар-эмигрантов было арестовано, а Ежов снят и расстрелян.

Проблемы Коминтерна

В Советском Союзе жило много эмигрантов, бежавших из своих стран от преследований, среди них немало немецких антифашистов. Некоторые из эмигрантов работали в Коминтерне. Во второй половине 30-х годов большинство из них было репрессировано. Особо нежелательными стали эти люди после заключения договора с Германией.

Есть версия о том, что в Испании Сталин решал (и решил!) одну важную для себя задачу: уничтожение старых, идейных, неконтролируемых, инициативных кадров зарубежных компартий. Эти кадры привлекались в интербригады — там они перемалывались: на фронте; с помощью внутреннего террора, который вели спецотделы, расстреливая «предателей»; путем прямых боевых действий преданных частей против интербригад.

Когда эта, основная задача испанской кампании была решена, Сталин потерял особый интерес к испанским событиям, и республиканский фронт, ослабленный междоусобицей, потерпел поражение. В Испании воцарился генерал Франко. Эта диктатура была для Сталина более приемлема, чем возможное демократическое многопартийное государство на социалистическом фундаменте.