Сталкер
Шрифт:
— Святое дерьмо, — бормочет Ванесса, когда я глубоко вонзаюсь в нее.
— Больше похоже на святой трах, — протягиваю я.
— Черт, да, — добавляет она, заставляя меня тихо рассмеяться.
— Ты — сама похоть, ты знаешь это? — говорю я, толкаясь еще несколько раз, вырывая из нее такой громкий стон, что, думаю, его можно услышать и на расстоянии в несколько миль. — Всегда с такой чертовой готовностью принимаешь мой член, как хорошая девочка.
— О, черт меня побери, — стонет она,
— Так жаждешь, да? Ты больше не будешь с этим бороться.
— Сделай это, — бормочет она, когда я тянусь к поводку в ее ладонях. — Возьми меня.
— Сладкие щечки, — шепчу я, облизывая губы, — я, блядь, уже давно владею тобой.
Толкаюсь в нее еще три раза, пока мой член не начинает пульсировать, а ее тело — дрожать.
Она визжит.
— Блядь! Я кончу!
Шлепаю по ее груди, заставляя ее сопротивляться.
— Ты не умоляла, Принцесса. Помни, кому принадлежит эта киска. Мне. Так что ты, блядь, не кончишь, пока не спросишь меня.
Ударяю по второй груди для равновесия, но уже слишком поздно. Я чувствую ее оргазм, потому что ее киска выдаивает мой член. И хотя она не просила об этом, я дарю ей удовольствие насладиться очередным оргазмом до того, как опустошусь в нее. Ее чрезмерная влажность выводит меня на грань, и с громким стоном я отпускаю всю эту неудержимую похоть.
— Вот так, Принцесса. Я кончу в твою влажную киску, — бормочу я, изливаясь так глубоко в нее, как только могу. Она дышит, широко открывая рот, когда разваливается подо мной, выгнув спину, чтобы приблизиться и усилить мой оргазм. Еще четыре рывка, и моя сперма буквально вытекает из нее, когда я вынимаю наполовину опавший член из ее киски.
Хлопаю ее по внутренней части бедер, заставляя задрожать и сдвинуть ноги вместе.
— Держи все в себе, Принцесса, — протягиваю я, подходя к ее лицу, чтобы развязать «резинку», которой я завязал ее волосы. Она все еще лежит на столе, не сдвинувшись ни на дюйм, пока я удерживаю ее за поводок и поднимаю в сидячее положение. Ее лицо — полный хаос. Не так, словно «я слишком много выпила», а так, будто «меня отымели так, что я не могу думать трезво». И это вызывает у меня чертовски гордую улыбку. Ебаный ад.
— Надеюсь, тебе было так же хорошо, как и мне, — говорю я, заставляя ее наклониться ко мне.
Она не отвечает, но губы дергаются.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — произношу я.
— О да? И о чем же? — усмехается Ванесса.
— О том, что тебе чертовски понравилось то, что я сделал, но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Тебе стыдно.
— Нет, — протестует она, но из нее хреновая лгунья, и я вижу ее насквозь.
— Лжешь, — говорю я.
Девушка пожимает плечами, поэтому я хватаю ее за подбородок и заставляю
— Не пожимай плечами, когда я с тобой разговариваю. Я ненавижу твою ложь. Ненавижу все в твоем поведении за последние несколько лет. И тебе тоже следует.
— Кто сказал, что мне оно нравится?
Я хмурюсь, ударяя кулаком по столу.
— Тогда почему ты не изменилась?
— Изменилась. Всего лишь превратилась в то, что тебе не понравилось, — отвечает она. — Но сделала я это для тебя.
Качаю головой, не в силах поверить в сказанное. Какого черта она так говорит? Какой смысл во всем этом?
— Я никогда не говорил тебе, что мне нравятся лгуньи, — отвечаю я.
— Хм… не согласна, — протягивает Ванесса. — Ты сам это сказал. Я нравлюсь тебе больше, когда веду себя как развратная девочка.
У меня начинается подергиваться нос — признак явной злости.
— Это не имеет никакого отношения к тому, что ты лжешь обо всем, что сделала.
— Я солгала, чтобы защитить тебя, — бросают мне. — Неважно, во что ты хочешь верить, это правда.
Я вздыхаю, качая головой и держась за стол, чтобы не дать ей упасть.
— Серьезно, от моего терпения осталось вот столько, — говорю я, соединяя перед ее носом большой и указательный пальцы, — и я засуну тебя обратно в эту клетку.
Ванесса хмурится, ее глаза наполняются слезами. Не могу сказать, настоящие они или фальшивые.
— Почему? Потому что не хочешь слышать правду?
— Срать я на нее хотел! Ты лгала и продолжаешь это делать! — кричу я.
Ванесса кривится.
— Посмотри на себя. На нас посмотри. Мы ссоримся и орем друг на друга.
— Да, это то, что, черт возьми, получаешь, когда играешь со мной.
— Я не играю с тобой, Феникс, — отвечает девушка, хватая меня за руки, хотя это тяжело с учетом того, что они скованы наручниками. — Я сделала это, потому что любила тебя, Майлз.
У меня перекашивает лицо.
— Никогда больше не произноси это имя.
— Почему? Потому что оно твое настоящее?
— Не говори, что, блядь, любила меня! — кричу я, ударяя по столу, заставляя Ванессу вздрогнуть. — Хватит этой ебаной лжи!
— Любила. Я любила Майлза. Помнишь ту ночь? Выпускной вечер?
Я выдергиваю нож из столешницы и угрожаю ей.
— Заткнись! Заткнись, мать твою!
— Нет. Вспомни, Майлз. — Она берет в ладони мое лицо, по ее щекам текут слезы. Фальшь и реальность размыты, я не могу отличить их друг от друга. Она играет с моими эмоциями, с моим прошлым, воспоминаниями, и меня затягивает в вихрь душевной боли и гнева, от которых я не могу скрыться.
— Мы любили друг друга, Майлз. Я помню это и знаю, что ты тоже. Что с нами случилось?