Стальная империя
Шрифт:
— Как сообщает Ратаев, вопрос о слиянии партии социалистов-революционеров с социал-демократами для совместных террористических действий продвигается вперед быстрыми шагами. Положение становится день ото дня серьезнее и опаснее.(****)
— Парвус?
— Да, а также Гершуни и МакДональд… Сегодня должно состояться очередное совещание и велика вероятность, что стороны договорятся по всем вопросам.
— В таком случае и мы тянуть больше не будем. Передайте Лаврову — пусть сегодня же от имени адмирала Хау шлёт условный сигнал Петербургскому ревкому о прорыве британской эскадры в Финский залив. Надеюсь, наш цифирный
(*) Катилинарии — термин, введенный Курцио Малапарте и обозначающий вообще любых бунтовщиков, как левых, так и правых. (Книга "Техника государственного переворота." 1931)
(**) Участие рабочих в управлении предприятием — одна из идей Зубатова, не получившая поддержки начальства в реальной истории.
(***) Эрнест Хемингуэй. По некоторым сведениям — секретный агент Сталина, известный в НКВД под кличкой “Арго”.(Writer, Sailor, Soldier, Spy, The Secret Adventures of Ernest Hemingway 1935–1961)
(****) Это реальное донесение Ратаева в 1905 м году. Леонид Александрович Ратаев, предшественник Зубатова на посту начальника Особого отдела Департамента полиции, позже — заведующий заграничной агентурой Департамента полиции со штаб-квартирой в Париже.
(*****) Эрнест Феттерлейн — С 25 ноября 1896 года служил в Министерстве иностранных дел, был ведущим криптоаналитиком Цифирного комитета министерства. Непосредственный начальник Феттерлейна В. В. Сабанин писал о нём: «В высшей степени полезный сотрудник». После революции 1917 года Феттерлейн с женой бежали в Западную Европу. В 1919 поступил на службу в Центр правительственной связи Британии. Благодаря Феттерлейну была дешифрована значительная часть дипломатической переписки Советской России во время англо-советских торговых переговоров и в начале 1920-х годов он возглавил русскую секцию британской дешифровальной службы.
Император проводил Зубатова до самого выхода из здания Сената. Такой шаг мог трактоваться, как знак исключительного благоволения, и Сергей Васильевич чувствовал себя польщённым. В действительности, монарху просто захотелось выйти из душного кабинета и пройтись по брусчатке Кремля, проинспектировав собственные мысли, похожие на солдат перед атакой в ожидании приказа. Никто из его подчиненных, благожелателей и врагов во всем этом новом для него старом мире не мог даже догадаться, каким образом он собирается использовать каждого из них и какая конфигурация выстроится на шахматной доске в ближайшее время. Использовать… Это ничуть не смущало императора. Политика — не место для “сердечных согласий”, особенно в России начала ХХ века, где экономические противоречия настолько тесно переплетены с национальными и социальными, что становится неважно, на какую клавишу политического музыкального инструмента нажимать — всё равно будут затронуты все струны. Важно, чтобы звучал гармонично.
“Та-а-ак, что у нас на повестке дня. Зубатов немного взбодрился, а то после откровенного провала эксперимента с рабочим самоуправлением ходил, как тень”. Император опасался, не задумал ли Сергей
Прошлая жизнь. 1918.
Александр Шляпников, “товарищ по несчастью”, отправленный Лениным вместе со Сталиным в Царицын с твёрдым наказом без хлеба для голодающего Петрограда не возвращаться, пихнул перед собой изрядно помятого мужичонку, а сам устало сполз по стене и прикрыл лицо поношенным картузом.
— Всё! Больше никого не нашёл. Цеха пустые. Станочный парк разграблен.
Сталин выругался, пнул со злости обломок кирпича и, схватив за шиворот мужичка, прошипел с сильным кавказским акцентом:
— Кто таков, что тут делаешь?
Мужичонка икнул, выбросив в сторону Сталина шлейф сивушного перегара, со второго раза собрал в кучку расфокусированное зрение и довольно бодро, хоть и заплетающимся языком, ответил:
— Ларин Илья, уполномоченный завкома железнодорожных мастерских, направлен товарищем Зайцевым для организации товарного обмена…
— Какой Зайцев? Какой обмен? У нас хлеб! Нам нужны паровозы, вагоны! Нужны ремонтники! Где все? Почему мастерские не работают?
Завкомовец ещё раз икнул, опасливо посмотрел на стоящих рядом со Сталиным красноармейцев, но откуда-то изнутри в нем начал подниматься революционный пролетарский протест от такого бесцеремонного отношения.
— А в чём, собственно, дело? Кто вы такие? Что тут раскомандовались?
Шляпников сунул под нос оскорблённому гегемону ленинский мандат и повторил с железом в голосе:
— Где администрация? Почему не работают мастерские? Кто отвечает за ремонт подвижного состава?
— Значит так, товарищи из Петрограда, — мужичок бухнулся на битый кирпич и, перейдя из вертикали в полугоризонталь, почувствовал себя более уверенно, — завком принял решение на этой неделе не работать!..
— Как не работать? Почему? — буквально взорвался Сталин…
— А ты на глотку меня не бери, — совсем освоился в обстановке Ларин, — мы ещё не таких видали! Сейчас не царское время! Трудовой коллектив решил не работать и баста! Раньше нас все эксплуатировали, а теперь мы сами принимаем решения….
Шляпников зло сплюнул вязкую слюну и вопросительно посмотрел на Сталина.
Сталин окаменел. Завкомовец слово в слово повторил его мысли, которыми он успокаивал себя во время поездки по заснеженному полумёртвому Петрограду. “Стало быть, так тоже можно трактовать свободу трудящихся? Вот такое, значит, “светлое будущее”? Ах ты, сын ишака!” И чувствуя, как из груди поднимается в голову горячая волна гнева, Сталин развёл руками и буквально шёпотом произнёс, стараясь не глядеть на икающего гегемона:
— Ну, а что поделаешь, товарищ Шляпников? Если пролетариат решил отдыхать, так тому и быть! Не можем же мы идти против воли трудящихся, не правда ли, товарищ Ларин?
Пьяненький завкомовец послушно начал кивать головой с такой интенсивностью, что казалось, шея не выдержит заданной амплитуды.
— А что, товарищ Ларин, не прогуляться ли нам тут недалеко?
— Куда? — заинтригованно встрепенулся Ларин.
— Да вот, к ближайшей стеночке, где мы шлёпнем тебя и весь твой завком за саботаж и вредительство делу пролетарской революции…