Стальная Крыса на манеже
Шрифт:
Приехал робот – ящик на колесах. Ящик обладал руками и был увенчан головой мужского манекена.
– Чего изволите? – спросила эта штуковина. – Сегодня наш фирменный напиток – Цубенельгенубийский чай со льдом. Сто пятьдесят градусов.
– Мне двойную!
Великий Гриссини с заметным воодушевлением подался вперед.
Мы с Анжелиной тоже заказали фирменный. Внутри у робота погудело, затем откинулась крышка люка и показался поднос с охлажденным напитком. За прозрачной перегородкой!
– Это стоит двадцать два кредита, – сообщил робот. – Только наликом. – И
Я покосился на Гриссини. Тот уподобился мраморной статуе. Стало быть, мой ход.
Я шпиговал робота монетами, пока вмонтированный в него рожок не исполнил краткий туш. Перегородка скрылась, механические руки водрузили поднос на стол.
– А еще – прожаренных крендельков из морских водорослей, – потребовал наш новый друг, улыбаясь одними глазами.
Я с удовольствием расплатился. А когда Великий Гриссини присосался к стакану с токсичным чаем, я ударил по самым ярким параграфам его карьеры:
– Ваш «Исчезающий бойспраут» – подлинная вершина циркового искусства. Настоящий мальчик поднимался по канату на глазах у публики, а затем мгновенно пропадал. Вам известно, что этому фокусу посвящены две книги? И оба автора утверждали, что знают, в чем тут хитрость.
– Они и правда знали?
– Нет. Во всей галактике ваша тайна – до сих пор тайна. И она жива в памяти благодарных зрителей.
– Да, им этот номер нравился.
Он покивал, но несильно, чтобы губы не оторвались от стакана.
– Но больше всего, насколько мне известно, завсегдатаев цирка восхищал «Исчезающий свинобраз». Прямо на глазах у зрителей огромная свирепая тварь просто-напросто дематериализовалась. О да, это было поистине чудо! Цирковое искусство в неоплатном долгу у Великого Гриссини, в галактике несть числа его почитателям, и он никогда не познает забвение.
– Дерьмо свинобразье! – рявкнул он, подавая наконец признаки жизни. – Если бы меня помнили, я бы не ушел с арены, не страдал бы от жажды на солнцепеке, не жил бы одними воспоминаниями!
У него на миг увлажнились глаза. Он осушил бокал, отодвинул, посидел с опущенной головой, жалея себя, а затем протянул к роботу руку с посудиной. И молчал, пока она не наполнилась. Изрядный глоток вернул ему самообладание.
– Когда ты стар, публика за тебя гроша ломаного не даст. Не дадут и продюсеры. Молодых фокусников со свежими номерами – пруд пруди. Вот я и ушел, не дожидаясь пинка под зад. И увяз в этой выгребной яме, чей девиз «Живи, пока не сдохнешь». Подписал контракт и получил обещанные стол и кров. Да вот незадача – не прочел набранный петитом текст. Самоуверенный я тогда был, самоуверенный и глупый. Положился на своего хитрозадого адвоката, а когда хватился, было уже слишком поздно. Он впал в маразм, и теперь с него взятки гладки. Представляете, этот олух устроил меня сюда, даже не заглянув в контракт! Даже не заметив, что меня брались обеспечивать лишь самым необходимым! Обещали кормить, но не вкусно. Обещали стелить, но не мягко. Захочешь еще чего-нибудь – плати. Разумеется, адвокаты забыли об этом предупредить.
Он с шумом высосал последние
– Запомните сегодняшний день, – сказал я. – Поскольку это первый из дней, которые вам суждено провести в холе и неге. Подумайте о лучших яствах, какие только можно вообразить. Подумайте о холодильнике, где никогда не иссякнет выпивка.
– Чего ради я должен обо всем этом думать?
В нем мгновенно проснулась подозрительность. Впрочем, она не помешала сцапать бокал коктейля, едва тот появился на столе.
– А того ради, что все это вы получите. Плюс лучшие гериатрические процедуры. К чему вам столько морщин? Все это мы гарантируем, как и то, что ваши замечательные чудеса снова украсят звездные арены и принесут вам известность.
– Какие арены? Какая известность? Да из меня песок сыплется.
– Не волнуйтесь, вам не придется ударить пальцем о палец. Но вы будете почивать на лаврах, зная, что ваш ученик упрочивает благородную традицию…
– Нет у меня ученика. Всегда в одиночку работал.
– С этого дня будет. Договорились?
– Нет. Мои фокусы – это мои фокусы. Ни с кем не делюсь!
– Речь идет не о дележе, а о преемственности. – Я придвинул к нему полный до краев бокал. – Вы меня научите всему, что знаете, а я никому ничего не раскрою.
– Даже мне, – подхватила Анжелина. – Конечно, за исключением тех номеров, в которых мне предстоит ассистировать. Как это будет прекрасно! – Она погладила его по запястью и получила в награду безрадостную улыбку.
– А ведь неплохо было бы еще разок выйти на сцену. Подержите меня за руку, детка… – Вдруг он нахмурился. – Не согласен. Уйду в могилу я, уйдут и мои тайны. Меня не подкупите.
– Да я и не пытаюсь вас подкупить! – воскликнул я с жаром, который свидетельствовал как раз об обратном. – Но искусство не должно умереть вместе с вами. Как же без него обойдутся тысячи еще не родившихся зрителей?
На мой взгляд, это прозвучало неубедительно. Должно быть, спиртное затуманило мозги. Убийственная штука этот Цубе…небе… Тьфу, не выговорить.
– Я объясню, что пытается сказать мой муж. – Похоже, из нас троих только Анжелина осталась сравнительно трезвой. – Он до такой степени восхищен достижениями Великого Гриссини, что решил сделать его счастливым до конца дней. И если вы поделитесь своими секретами, он свое обещание сдержит. Для него – карьера. Для вас – счастливые годы. Вот и решайте.
– Ну… – промямлил он, и я понял, что этот бой мы выиграли.
Мы сняли дом неподалеку от «Счастливых Гектаров». Каждое утро Великого Гриссини привозил лимузин. День ото дня он выглядел все лучше – хорошее питание, в меру выпивки плюс чудодейственные гериатрические процедуры делали свое дело. Казалось, он и в росте прибавил, когда ради нас взялся за старое.
Мы заказали столь же дорогую, сколь и удивительную аппаратуру, и, пока дожидались ее, Великий Гриссини преподавал мне азы мастерства.