Стальное княжество. Дилогия
Шрифт:
— Я тут подумал: а что если, когда будем в оружейке с Заком, его оглушить и вооружиться? Со стражниками втроем справимся, а, Рик?
— Святой Вакк! Да хоть один стражник подаст сигнал — тут же все патрули сбегутся! Видели, у каждого на поясе рожок.
Влад с трудом унял заколотившееся сердце, резко подался вперед:
— А почему только оглушить? Или вы стражников собираетесь вежливо связывать? Аккуратно, в порядке очереди?
Славка метнул взгляд в угол, Рик с интересом посмотрел на ребят.
— Можно же ранить, — предположил Дань.
Сима хмыкнула,
— Стражник-то будет сражаться без ограничений, а это серьезное преимущество, — пояснил он Даню и повернулся к Владу. — А сам-то?
— Ну, я разве что с кочергой против меча. Но меня тогда прибьют очень быстро, и вопрос отпадет, — ухмыльнулся Влад, ответ он заготовил заранее: — Рик, а ты?
— А мне что, я уже убивал, — он чуть улыбнулся.
Была у него улыбочка, ух как она бесила Влада! Четкая линия темных губ на мгновение ломалась и снова складывалась в рисунок: уголки чуть приподняты, вот только глаза оставались холодными, словно Рик не улыбался, а исполнял ритуал.
— Как это — убивал?!
— А вот так. Думаешь, в дружину к князю так легко попасть?
— И кого ты убил? — выглянула Маша из-за плеча Даня. Так маленькие дети смотрят страшный фильм по телевизору: из укрытия, чтобы можно было в любой момент спрятаться.
— Раба.
Влад присвистнул.
— Подробнее, — потребовал Славка.
Рик демонстративно зевнул.
— Могу подробнее. При княжеской дружине большие конюшни, там работает пацанье лет с семи. Выполняют поручения ратников, за лошадьми следят. Работой их особо не грузят, да и много их там ошивается. Вот у них и есть три-четыре года, чтобы научиться сражаться. На тренировках постоянно торчат, между собой дерутся, кто-то из взрослых, чем-нибудь помогает. По-разному, короче, но возможность учиться есть. Вот с ними и сражаются, когда хотят стать кадетами при княжеской дружине. Если побеждает раб — он получает свободу и деньги — столько, сколько он стоит по ценам Тирмского базара.
«Ни фига себе!» — обалдел Влад.
— И чтобы попасть в дружину — обязательно надо убивать? — у Маши от ужаса распахнулись глаза.
— Да. Бой заканчивается только смертью.
— А если один ранен?
— Другой должен его добить.
— Это же... бесчеловечно! — пискнула Машка.
— Для кандидата — да, — вслух подумал Влад.
— Сдурел?!
— Блин, Маша! Тут другие законы! И если раб хочет получить волю — он сражается!
— Мне повезло, я убил сразу, в бою, добивать не пришлось.
— Я бы не хотел быть кадетом, — покачал головой Дань.
Рик зло усмехнулся.
— Теперь я буду тебя бояться, — сказала Маша.
«Тьфу, дура! На фига лезть с такой откровенностью?» — разозлился Влад.
Вмешался Славка:
— Влад прав, тут другие законы. Если мы хотим убежать, то надо решать: будем убивать или нет. Если нет — лучше сидеть и не рыпаться. Потому что по-другому — не получится.
Влад несколько опешил от такого резкого тона, а Рик удовлетворенно кивнул.
— Я надеюсь, что смогу убить. Я хочу убежать. И бежать не один. Одному еще можно как-то
Влад подумал, что разговоры с Риком не прошли даром. Славка с его упорством сейчас ориентировался в окружающем мире лучше всех остальных пленников. Влад даже позавидовал такой убежденности. Сам он слабо верил в то, что побег удастся. Точнее, ровно настолько, чтобы не спятить от отчаяния.
— Когда я училась сражаться, то думала, что бой — это искусство. Ну, вроде танцев или художественной гимнастики. Только драйва побольше да философия поинтереснее, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказала Сима.
Девчонки ушли, Рик погасил светильник. Душный воздух, пропитанный запахом прогорклого масла, висел неподвижно, не помогала даже приоткрытая дверь. Славка в который раз перевернулся с боку на бок. Нет, не уснуть. Мальчик вскинул руку, нащупал торчащие в стене соломинки, перебрал в пальцах — тридцать четыре. Мог бы и не считать, и так помнил наизусть. Он развернулся, упал навзничь. Не уснуть — и не надо обманывать себя, что дело в духоте. Просто кажется, что там, за головой — пропасть. Пустота. А должен лежать Алешка.
Славка не выдержал. Встал, сгреб солому в дерюжку и переместился на пустовавшую до сих пор крайнюю лежанку, улегся ногами к окну. Так легче: затылком явственно ощущалась дерево, а чтобы не видеть пустое Алешкино место, достаточно отвернуться к стене. Мальчик почти коснулся лбом необструганной древесины. В подвале, наверное, такие же. Или каменные? Тогда там холодно. И лежать на полу жестко, а если еще избит...
Он собрался было снова повернуться, но вовремя вспомнил, что тогда станет видна пустая Алешкина лавка, и остался лежать так. В памяти всплыл последний разговор, который они вели шепотом в этой комнате, и Славке вдруг показалось, что он в чем-то виноват перед другом. Но в чем? Вроде закончилось-то нормально, разобрались.
Ему тогда казалось, что Алешка на него злится: попробуй-ка постой в качестве мишени! Тем более — Славка чувствовал это! — тот словно отгородился, разговор поддерживал, но сам не начинал. Славка помаялся пару вечеров, а потом брякнул:
— Ты чего, на меня злишься, да?
Они лежали в темноте, остальные уже спали.
— За что? — в голосе Алешки было неподдельное удивление. Лица его Славка не видел — почти соприкасаясь затылком с затылком друга, он слепо таращился в потолок.
— Что я тебя выбрал тогда.
— Сдурел?
— Да я серьезно! Алька мне вон, чуть голову не оторвала.
Алешка промолчал. «А, скажу, как думаю — плевать!» — решил Славка.
— А что же ты тогда молчишь третий вечер? И вообще, избегаешь. Скажешь, не так?
— Ну, так, — неохотно уронил Алешка.
Славке стало не по себе. Он завел разговор с одной целью — удостовериться, что не прав. А получилось — все наоборот. Он-то думал, что за спиной стена из толстых вековых бревен, а оказалось, что это просто иллюзия, и он проваливается в пропасть.