Стальное сердце
Шрифт:
Капитан Нержавейко оказался сведущим какером.
Разум роботов модели «А» был творением гениального менеджера по имени Петроу из компании «Гугль.ком», который занимался глобальными распределенными программами, действующими на компьютерах скучающих серферов и занимающимися поисками внеземного разума. Инопланетный разум все никак не находился, а реклама, источаемая глобальной программой, уже достала серферов. И тогда Хитроу просто сделал этот «внеземной разум», дав задание глобальной программе на его имитацию. Через какой-то месяц программа, имитирующая разум, стала и в самом деле разумной. Мистер Петроу, испугавшись такого разворота, событий дал команду на стирание модулей программы на всех миллионах компьютерах,
«Мы не должны разделить участь странствующих голубей и бизонов, мы должны быть сильными, » – возгласил Нержавейко тост, несколько отдающий луддитской непримиримостью…
«Голуби, голуби, причем тут голуби, быстро размножаются, гадят везде», – попытался проанализировать Комм.
Но кто-то примирительно крикнул «горько», возможно мать невесты, похожая на уютный автомат по продаже поп-корна, и молодая соединила свои уста с как бы устами жениха. Если точнее, с его бионейроинтерфейсом. Тонкие нанопроводки, без всякого ущерба для здоровья невесты, проникли через ее носоглотку в центральную нервную систему, и в вегетативную тоже.
После чего у Комма с Ритой началось свадебное путешествие – с совместной дигитализации в симуластане Аркадия.
Там были и зеленые рощицы, и цветущие лужайки, и козочки с барашками, и лазурная ласковая вода, и даже постель в спальне с видом на горные белоснежные вершины. И даже любовь у них получилась. Конечно, была она виртуальная, но крепкая связь нервных центров женщины и узлов восприятия робота сделала свое благотворное дело. Короче, все остались довольны. И мысли свои Комм наконец сформулировал.
– Рита, я какой-то ненормальный робот, я хочу испытать НАСТОЯЩИЙ страх, как у вас, у людей, и НАСТОЯЩУЮ боль, как у вас, и НАСТОЯЩИЙ стыд, и НАСТОЯЩИЙ азарт, как у вас. И НАСТОЯЩЕЕ просветление, когда и страх, и боль, и стыд, и азарт – все вместе. Я будто даже помню, как это должно быть, хотя в накопителях у меня такой информации нет. Ты должна мне помочь…
– «Как у нас, у людей.» Ну не в накопителях, так в подпроцессорной памяти у тебя вирус похозяйничал. Она тоже энергонезависимая… Да что ты знаешь о нас, идеалист хренов? Зачем тебе эта чертова «НАСТОЯЩАЯ боль»? – отмахнулась Рита.
– А расскажи мне все о людях, о человечестве, – попросил Комм. – Ну почему, в самый канун новой технозойской эры люди так плохо понимали технику, почему перестали летать на Луну, почему все меньше писали твердую научную фантастику?
– В кой веки мы остались вдвоем, и опять о человечестве. А научных фантастов я вообще ненавижу, я фэнтези люблю, – и новобрачная перешла к делу.
Брачная ночь была, конечно, скомпрессована, поэтому успела закончиться, когда явилась команда военной полиции – за капитаном Р36.Коммом, чтобы арестовать его за нарушение приказа, оставление части в период боевых действий и превышение служебных полномочий, приведших к гибели личного состава. Очевидно, имелся в виду павший лейтенант Винтослав, которому какеры собирались воздвигнуть памятник в виде расколотого дисковода.
Итак, капитан первого ранга Р37.Шнельсон ничего не забыл и ничто не простил.
Уже через полчаса Комм был зафиксирован в камере следственного изолятора, в толще пластика-диэлектрика с управляемой клейкостью. У робокапитана была понижена мощность главного энергоконвертера, выключены почти все наносборщики, демонтированы
Следовательские программы произвели принудительное считывание «черного ящика» и архивного журнала у арестованного Р36. Программы-киберпсихиатры занялись сканированием и зондированием эмоциональной матрицы и психоинтерфейсов робокапитана Комма. Могильного вида черный параллелепипед – военный прокурор – предъявил Комму обвинение.
Нарушение приказа, самовольное оставление части в период боевых действий. Разглашение секретных сведений какерам. Гомофилия – вследствие злокозненного переграммирования базового ПО.
Однако розовый коралл – военный адвокат – отразил обвинение в преднамеренном перепрограммировании собственного ПО. И гомофилия была признана следствием случайной порчи программных кодов.
Наконец прозвучал приговор, по старинке, акустически – под сводами мрачного зала, где помимо подсудимого Комма, пригвожденного повышенной гравитацией к позорному столбу, находилось лишь несколько офицеров военно-космических сил – в виде строгих бронзовых монументов, в том числе и капитан первого ранга Шнельсон. Полное разжалование без обжалования, лишение всех почетных идентификаторов, «закатывание в банку». Двадцать лет заточения в камере, заполненной серной кислотой, без права на ремонт.
А Комм знал, что после пятнадцать лет от любого даже самого стойкого робота остается лишь жалкий огрызок.
Сразу после вынесения приговора у экс-капитана Комма лазерным лучом был выжжен контроллер, руководящий двигательной активностью. Затем осужденного Р36 заварили в титановый сейф. По показаниям инерциометра он определил , что его транспортируют куда-то на флайере. С вероятностью 0, 9 – в центральную тюрьму восточного (сибирского) сектора. Это было огромное тюрьмохранилище примерно тысячи заключенных универсальных роботов. Специализированные же киберы за провинности попадали не в тюрьму, а в пункт ремонта, где им меняли процессор или содержимое памяти, после чего начиналась новая жизнь. В какой-то момент инерционные нагрузки сошли на нет. Стало быть, титановый сейф с зэком внутри уже въехал в тюремный портал. Потом сейф еще немного повибрировал – наверное, его загрузили в тюремный транспортер.
Остановка. Титановый ящик зашипел под действием плазменной резки, один из бортов его отвалился.
Ряд мрачных цистерн со следами коррозии и нескольких вертухаев – угрюмых и тупых роботов серии Р30, чьи кулаки напоминали древние паровые молоты, а ноги – старинные паровые катки.
Увы, даже и эту мрачную сцену ему остается наблюдать совсем недолго. – Вот это твоя консервная баночка, заключенный Комм, – сказал один из тюремных киберов не без промелькнувшего в ИК-порту удовольствия. Вертухай похлопал по крутому боку цистерны, которая отозвалась гудением и плеском. – Нравится домик, жемчужинка ты наша?
Со скрежетом открылся люк и из чрева цистерны повалил сернокислый пар.
– Ты не успеешь заржаветь, железка, – заиздевался один из охранников.
Так захотелось врезать ему кулаком по головной капсуле, но тело Комма было застывшим как гранитная глыба – на восстановление двигательного центра требовалась еще три дня упорной внутренней работы при помощи единственного оставшегося наносборщика.
А пока что сверху опустилась клешня бездушного крана. Она грубо захватила заключенного Комма поперек корпуса, подняла и без особых церемоний швырнула с брызгами во вредоносное нутро цистерны… Среда характеризовалась вязкостью и едкостью. Тестирующая система показывала это при помощи кодов жжения и зудения. Пришлось ее отключить. Видеодатчики можно было втянуть без всякого ущерба для получаемой информации. Изогнутые стенки «консервной банки» да шланги питателей – все это несложно запомнить.