Стальной арбитр
Шрифт:
Заговорил Месарь:
– Так… Так… И чем ты, Юра, можешь свои слова подтвердить?
– Подтвердить мои слова может Аркан, которому вы, по вашим же словам, полностью доверяете.
– Может быть, и так, – задумчиво проговорил Месарь. – Аркан рассказал мне, что человека разнесло на куски, когда один из бесов Карпова направил на него штуковину, вроде как зажигалку… А когда ты, Юра, взял ее в руки, то сразу же выкинул, и она взорвалась.
– Все верно, – подтвердил я. – Только я подобрал еще и пистолетик, который лупит
– И про пистолетик я знаю. Но я не понимаю, Юра, с чего ты взял, что это оружие шестеркам Карпова дали какие-то инопланетяне? У Карпова может быть крыша в госбезопасности, а там есть много интересных штучек. А граждане при погонах очень любят испытывать их на людях.
– Значит, вы мне не верите? – спросил я для проформы.
– Пока нет. Докажи свои слова – и я поверю в пришельцев и во что угодно, что ты там наплетешь, – ответил Месарь.
– Тогда послушайте дальше, а потом я вам смогу представить и другое доказательство, – сказал я.
У меня был действенный способ заставить Месаря поверить, но его я приберег на крайний случай. Желательно было применить это последнее средство, когда я буду разговаривать с мафиози покрупнее. Пока же я рассказал Месарю о том, как меня сняли с автобуса, как похитили со двора собственного дома во второй раз, рассказал и о приключениях в «санатории». Про герцога Стила я пока молчал, но зато не забыл красочно описать подземные бункеры, летучие шары с гравитационными пушками и стрельбу по мне из бластера.
Парни Месаря удивленно переглядывались, такой научной фантастики они сроду, наверное, не слышали. Месарь выслушал меня очень внимательно. Когда я закончил, он сказал с некоторой иронией:
– Да ты парень покруче, чем Жан-Клод Ван Дамм. Где же тебя так научили драться? В железнодорожном институте?
– Нет, не там, – признался я.
– Тогда где?
– Если я вам расскажу, то вы подумаете, что я или над вами издеваюсь, или что я законченный шизик. Будет лучше, если вы узнаете о том, почему мной интересуются наши общие враги и кто я вообще такой, – не от меня, – я сказал это, возвысив голос и глядя в глаза Месарю.
Месарь снова не выдержал моего взгляда, его это разозлило. Он вскочил, подошел ко мне, лицо его начало краснеть.
– Слушай, Юрик, мне твои басни надоели! От кого я должен про тебя все услышать? Ну, говори, мать твою!
– Допросите Гатаулина – он вам все скажет! – ответил я.
– Ладно, парень, я еще чуток потерплю. Но если мое терпение лопнет, а ты будешь тут сказки рассказывать, то я твою шкуру на полоски разрежу!
Сергей Александрович сделал несколько очень быстрых движений правой рукой, будто пластал кого-то невидимым ножом. Судя по всему, он неплохо владел холодным оружием, за что и получил кличку[2].
– Ведите его к карповскому мочиле, сейчас очную ставку устроим! –
Меня грубо повлекли из сауны, протащили по коридору, спустили по маленькой лесенке и втолкнули в небольшую комнату за железной дверью. «А вторую бутылку пива я так и не допил», – подумал я, про себя усмехнулся, одновременно осматриваясь.
Комната была без окон, с голыми цементными стенами, с потолка свисала пыльная лампочка. У стены стояло вделанное в пол железное кресло. В нем сидел голый по пояс Гатаулин, прикованный за руки и за ноги к весьма неудобному предмету мебели. Рядом с креслом стояли три табурета и столик, на котором лежал небольшой чемоданчик.
Над Гатаулиным склонился лысый человечек, которого психиатр-криминалист Ломброзо с ходу классифицировал бы как садиста и извращенца. Еще один тип прислонился к стенке и лениво почесывал волосатую грудь под расстегнутой рубахой. Когда два парня затащили меня в камеру пыток, а потом туда же вошел и Месарь, то в комнатке стало тесновато.
Месарь уселся на табурет, меня оставили стоять, причем в спину мне уперлось что-то твердое и холодное. Я с невозмутимым видом осматривал комнату и помалкивал.
Гатаулина успели здорово отделать: лицо превратилось в сплошной синяк, глаза заплыли, из носа и с разбитых губ капала кровь. На груди виднелись темные пятна, в комнате пахло паленым – похоже, о «товарища майора» тушили сигареты.
– Говорит чего? – спросил у лысого Месарь.
– Молчит, сука! Придется укольчик сделать, а то, боюсь, сдохнет на допросе, как партизан в гестапо, – ответил лысый. У него был неприятный тонкий голос евнуха.
– Тогда давай, Степа, приступай! – скомандовал Месарь. – Теперь вопросы буду задавать я.
– Как скажете, Сергей Александрович, – пропищал лысый Степа, открывая чемодан. Оттуда он извлек шприц, пластиковую ампулу с ядовито-зеленой жидкостью и резиновый жгут.
Гатаулин с трудом повернул голову и, увидев эти предметы, понял: сейчас он сам испытает приятные ощущения человека, которому вкатят несколько кубиков «сыворотки правды». Потом Гатаулин посмотрел на меня. Его разбитые губы зашевелились, и присутствующие услышали неожиданно сильный для побывавшего под пытками человека голос:
– Ты все равно будешь наш, – обратился Гатаулин ко мне. – Ты можешь склонить на свою сторону бандитов, но это тебе не поможет! Бандитов скоро прикончат, а ты будешь служить нам, ты будешь наш! – повторил он.
Субъект с волосатой грудью отделился от стенки и сделал два шага к креслу, недвусмысленно отводя назад левую руку со сжатыми в кулак пальцами.
– Остынь, Круглый, пусть говорит! – рявкнул Месарь.
Гатаулин продолжил, обращаясь на этот раз к бандитам:
– Освободите меня и дайте мне этого человека, – Гатаулин кивнул в мою сторону. – Тогда вы будете жить.