Стальной рассвет. Пески забвения

Лобанов Сергей

В знак признательности Эрл кивнул ему, разглядывая незнакомца.

У того руки, как и у остальных пленников, тоже были связаны за спиной. Он сидел на земле, подтянув ноги к груди. Весь обнажённый мускулистый торс молодого человека лет двадцати, испещрённый татуировками, свидетельствующими о его принадлежности к профессиональным наёмникам, покрывали уже засохшие следы крови. Спутанные светлые волосы слиплись от пота. Однако каких-либо ран на незнакомце Эрл не увидел, сделав единственно правильный вывод — это кровь врагов.

Юноше показалось, что он тоже

видел этого парня среди тех наёмников, что шли на энгортов, обнажив торс, прикрываясь лишь щитами, демонстрируя своё презрение к врагу и к смерти.

— Вот как всё закончилось, — помолчав, вновь заговорил сосед. — Нам уготованы муки, утром всех нас посадят на колья. Страшно тебе?

Эрл сидел, стиснув зубы, но потом всё же признался:

— Очень страшно. Лучше бы я погиб в сражении.

— Это была бы достойная смерть, — кивнул незнакомец. — Завтра нас ждут мучения перед тем, как наши тени спустятся в Эрид… Или ты надеешься что твоя тень вознесётся в Силон? Судя по твоим татуировкам, ты послушник одного из монастырей в отрогах Химадайских гор. Что привело тебя сюда?

— Я пришёл сражаться за свою страну.

— Что же тебе в монастыре не жилось? Тихо, спокойно, сытно, наверное. В служении богам вымаливаешь себе местечко в Силоне.

— Я хотел посмотреть мир.

— Много увидел? — поинтересовался незнакомец.

По его сухим потрескавшимся губам скользнула язвительная улыбка.

— Нет, — спокойно ответил Эрл. — Я лишь недавно покинул стены монастыря. А когда узнал, что энгорты пошли войной на Каппадок, отправился сюда.

Незнакомец молча покивал и спросил:

— Как зовут тебя?

— Эрл Сур. А как твоё имя?

— Руал Эстерг. Родом я из Тафакора, но давно не был там. Я сражаюсь с пятнадцати лет. Жизнь наёмника бросала меня по всему Междуземью, а когда узнал, что мой город осадили энгорты, поспешил сюда.

— Ты тоже колмадориец? — спросил Эрл.

Эстерг согласно кивнул:

— Мой род давно обосновался в Тафакоре, но последние несколько поколений все мужчины уходят в наёмники. Это стало нашей традицией, поэтому в городе остаются только женщины, дети и старики. Сейчас они все там, а я ничем не могу помочь им… — Руал заскрипел зубами от отчаяния и ярости.

— На всё воля богов, — ответил Эрл.

— Не говори мне о богах! — вскинулся Руал. — Боги… Мы все много говорим о богах. А им нет до нас никакого дела.

— Нельзя говорить так о богах, — сказал юноша.

— Неужели? — насмешливо возразил Эстерг. — Они спустятся с небес и покарают меня?

— Конечно, — уверенно ответил Эрл.

Руал презрительно сплюнул:

— Да ты и в самом деле помешан на своём почитании к ним. Что же они не придут и не помогут тебе, ведь тебя ожидают нечеловеческие муки, разве боги могут быть так суровы к тем, кто всю жизнь возносил им молитвы?

Эрл понимал, что спорить с этим человеком бесполезно, он всё равно будет стоять на своём хотя бы из злости ко всему, что случилось с ним. Эта злость пока подавляет в нём страх.

«Лучше бы я погиб в сражении. Это мне за мою трусость», —

в который уже раз подумал юноша, чувствуя, как страх холодной змеёй всё более пробирается в сердце.

Он зашептал молитву:

Мы поклоняемся Предтечам

И следуем их наставлениям

Телом, речью и умом до самого конца.

Мы чтим священную книгу «Предание»

Говорящую нам об Истине.

У каждого смертного свой Путь к ней.

Воля богов непостижима смертным,

Мы должны принимать её покорно,

Ибо только богам известна Истина,

А смертный может лишь идти к ней,

Постигая шаг за шагом её величие.

— Что ты там шепчешь свои молитвы? — зло спросил Руал. — Думаешь, поможет?

— Да, они помогут мне преодолеть мой страх перед предстоящими муками, — сказал Эрл.

Эстерг завыл сквозь зубы, выгибаясь в отчаянии.

Пленные, что могли слышать их разговор, с надеждой смотрели на Эрла. Кто-то тоже зашептал молитвы, глядя в светлеющее небо.

Скоро утро.

Скоро час казни.

С рассветом послышались окрики стражи. Людей пинками подняли с земли. Тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, подхватили под связанные руки. Несколько человек остались лежать не шевелясь. Осмотрев их, стражники убедились, что те умерли от ран и потери крови. Остальных толпой погнали на соседнюю возвышенность, где уже суетились фигурки.

Подниматься с заведёнными за спину руками по сухой осыпи было непросто. Люди часто падали, скатываясь вниз. Их били и ругали, заставляя подниматься и идти вновь.

Те, кто уже преодолел подъём, видели перед собой раскинувшуюся пустошь, усыпанную телами, повсюду ходили энгорты, грабя погибших врагов, снимая с них доспехи, украшения, одежду, добивая тех, кто всё ещё не отправился навстречу богам.

В небе кружило вороньё, беспрерывно каркая. Сидевшие на трупах птицы отлетали, когда к ним кто-то приближался, и снова садились неподалёку, примеряясь, где бы лучше клюнуть.

Но внимание несчастных очень быстро переключалось на тех, кто готовил место казни. Одни копали неширокие ямки поглубже, другие стаскивали к ним небольшие камни, размером с пару кулаков взрослого мужчины. Тут же лежали уже заточенные колья. На них приговорённые смотрели с нескрываемым страхом. Иных начало оставлять самообладание, послышались горестные стенания.

На возвышенность с заунывным пением поднялись монахи всё в тех же чёрных накидках с капюшонами на головах. Вперёд вышел монах и проскрипел посаженным голосом:

— Пришло время, гнусные отродья, отправляться к вашим мерзким богам.

«Тот самый», — подумал Эрл.

Преподобный продолжал:

— Я даю вам последнюю возможность избежать страшных мук. Отрекитесь, примите каноны Учения Трёх Великих Первопредков.

Монах замолчал, оглядывая из-под капюшона молчаливых понурых людей.

Не дождавшись ответа, кивнул замершим наготове воинам.

К связанным энергичным шагом направились энгорты, схватили первых троих и потащили к кольям.