Стальной волосок (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

А потом наступила зима, и Лика увлеклась акварельными пейзажами. На них были ранние закаты, черные ели Городища и яркий месяц, от которого серебрится снежная пыль, поднятая лыжами и полозьями санок.

Герману Ильичу акварели нравились, хотя порой он позволял себе критику. Тогда они спорили, и Тростик непременно вступался за Лику:

— Ну, чего же вы! У нее же все правильно нарисовано! Сами выпросили мой портрет, где я в сугробе, а теперь…

И Герман Ильич сразу соглашался.

— Ты справедлив в своей мудрой непосредственности. Абсолютнейшим образом

справедлив…

А Лика удивлялась: «Почему мне однажды показалось, что он похож на дурака Феодосия?»

И снова пришло лето, и в день солнцестояния Лика в очередной раз появилась во дворе Чикишевых. Чтобы увидеть там «это несносное существо, с которым сплошные недоразумения».

Существо получило в подарок серебряную монету достоинством в полтора евро. На одной стороне был трехмачтовый многопушечный фрегат, на другой — непонятный герб — солнце и какие — то ветки.

— Что за страна? — спросил Андрюшка, сунувшись носом к монете.

— Спорить могу, что Гваделупа, — сказал Ваня. Он, конечно, не думал так. Просто сумрачно пошутил. Но…

— В самом деле, — согласилась высокая и симпатичная девочка Лика. — Французская территория, остров Гваделупа. Вот, написано… Это мне отдал Тимка Бруклин из нашего класса…

— Он был на Гваделупе? — удивился Тростик.

— Нет, монету его отец привез из Франции. Евро чеканят в разных странах, а ходят они по всему свету, без границ. Вот эта денежка и попала в Европу с Карибского моря.

…Глубоко оттиснутые буквы не оставляли сомнений: GUADELOUPE. Ваня обмяк.

Никель шепотом попросил Тростика:

— Можно я подержу?

Взял монету, шагнул назад, позвал негромко:

— Ваня, посмотри…

— Посмотрел уже…

— Ты посмотри еще. Ведь красивая же. Значит, ничего страшного нет в таком совпадении. От красоты не бывает несчастий. Бывает наоборот…

От шепота его сперва прошел по Ване тревожный холодок, но сразу — пушистое тепло.

В самом деле, зачем он изводит себя непонятными страхами? С какой стати? Ведь ничего же плохого не случилось!.. То есть был дурак Квакер, но о нем — то сейчас думалось без всякой боязни… Зато сколько за один день хороших встреч!

Он посмотрел на Лорку. Она улыбнулась в ответ.

А день — самый длинный в этом году — сверкал солнечными бликами, шелестел кленами, курчавился в высоте белыми облаками. И до конца его было еще далеко…

ВТОРАЯ ЧАСТЬПОВИЛИКА

Граф

1

Когда Ваня вернулся после всех приключений и знакомств, хозяин квартиры был уже дома. Лариса Олеговна значительно сказала: — Иди поздоровайся с дедушкой. Вы сегодня еще не виделись…

Ваня кивнул. И пошел. По широченному, с нишами и поворотами, коридору. Лариса Олеговна шла следом и говорила:

— Он уехал, когда ты еще спал, у них с самого утра какие — то совещания и летучки, а потом ученый совет, потому что на днях почти все руководство разъезжается в отпуска: кто на свои ректорские дачи, а кто на заморские курорты, и только некоторыеостаются в лабораториях, потому что

работа для них единственный свет в окошке, а дач все равно нет и никогда не будет, поскольку…

Ваня набрал скорость, чтобы оторваться от собеседницы…

Дверь в кабинет была распахнута. Профессор Евграфов сидел посреди комнаты в нелепой, но любимой позе. Поперек кресла. Согнутые ноги в шлепанцах свисали с пухлого подлокотника, а в другой подлокотник профессор упирался поясницей. Правую руку он возложил на спинку кресла, а в левой держал листы — похоже, что недавно взятые из принтера.

— Здрасте, Константин Мак… Матвеевич, — слегка дурашливо сказал Ваня с порога. Он позволял себе иногда так подшучивать: называть (или «чуть не называть») деда Константином Макарычем — как в рассказе Чехова про Ваньку Жукова. Ведь Ваня мог бы и сам оказаться Жуковым — если бы мама настояла, чтобы сына записали под ее фамилией. Однако настоял папа.

«Что такое Жуков? Ну ладно, ну маршал… А Повилика — старинная фамилия представителей русской интеллигенции…»

«Представитель… — сдержанно негодовала мама. — Ты даже не знаешь в точности, кем был твой прадед!»

«Потому и не знаю, что он был интеллигентом. В тридцатых годах их, голубчиков, первыми отправляли на лесоповалы… Тем не менее известно, что он писал музыку. Даже в лагере…»

Ваня стал Повиликой. Иногда казалось, что Жукову жилось бы проще, без всяких там перевираний и подначек (были даже и учительские шуточки: «Языком не мели — ка, милый друг Повилика…»). Но в общем — то он привык. По крайней мере ни с кем не спутают… Про это у Вани как — то зашел разговор с дедом — профессором. Тогда тот и спросил: «А сам — то ты Чехова читал? Или знаешь про несчастного Ваньку понаслышке?» Ваня сделал вид, что обиделся. Сообщил, что не только читал, но даже учил рассказ наизусть, почти целиком. В третьем классе. Для выступления на посвященном Антону Павловичу утреннике. И не выдержал, хихикнул:

«Милый дедушка Константин Матвеич… то есть Макарыч… Сделай божецкую милость…» — Посмеялись тогда…

Сейчас профессор благосклонно глянул поверх бумаг.

— Здравствуй, племя младое… Знаешь, что такое Большой адронный коллайдер?

— Не — а, — беспечно отозвался Ваня. — Мы не проходили… — И добавил из вежливости: — А что это?

— Такой бублик… а точнее, кольцевая труба длиною в двадцать семь километров. На границе Франции и Швейцарии. Ускоритель атомных частиц, радость и надежда многомудрых ученых — атомщиков. Если верить статье, они готовят крупнейший в истории человечества эксперимент. Разгон и столкновение встречных пучков протонов, которые движутся фактически со скоростью света… Утверждают, что число столкновений достигнет миллиардов раз в секунду…

— С ума сойти, — искренне сказал Ваня. Число «миллиард» всегда поражало его воображение.

— Да… И всерьез принялись за это. Вот послушай: «Охлаждение обмоток сверхпроводящих электромагнитов коллайдера подходит к завершению. Большинство из них уже достигли рабочей температуры всего на два градуса выше абсолютного нуля, минус двести семьдесят один по Цельсию, и ученые надеются начать разгон первых пучков частиц уже в следующем месяце…»

— Хорошо им там…

— Ты уверен? — профессор приподнял клочковатую бровь.