Стальной волосок (сборник)
Шрифт:
— Чегой — то непонятно, — вставил Федя.
— Очень даже понятно, — возразил Никель.
— Не мешайте, сейчас Лорка объяснит, — сказал Андрюшка.
И Лорка объяснила:
— Если, например, привязалась печальная музыка, я ее не пытаюсь прогнать. Все равно вернется. Я стараюсь этот же мотив превратить в танец. Или в марш. И ты… представь что — то хорошее про Гваделупу.
— Что? — неловко сказал Ваня. Мол, и рад бы, но как?
А Никель вдруг быстро сел в траве.
— Сейчас будет танец
— С чего ты взял? — удивился Федя. А остальные удивились молча.
— Не знаю… Чувствую… — объяснил Никель. — Подождите…
Стали ждать и ждали недолго. С крыши, которая козырьком нависала над Никелем, донесся бодрый вопль:
— Эй! Ловите меня!
Блик на звездном глобусе
На высоте двух метров стоял пацаненок лет восьми. Округлый такой, с коротенькой стрижкой медного цвета (вроде как у Квакера) и коричневыми глазами — пуговицами. В трусиках, похожих на мятую набедренную повязку, из рыжего трикотажа и в такой же рыжей майке — очень широкой и очень короткой. Между майкой и повязкой во весь размер открывался выпуклый животик, середину которого украшал аккуратный, как дверной глазок, пуп. На загорелых коленях белели квадратики пластыря. На лбу — тоже…
— Явление с небес… — проговорил с удовольствием Никель и подвинулся в траве. — Ты как там оказался?
— Я шел по Кольцовскому переулку, а в нем гуси. Я тогда пошел через двор бабки Решеткиной, а в нем еще одни гуси, — обстоятельно разъяснило «явление». — С их подлым фюрером Горынычем… Я тогда — на поленницу, потом на одну крышу, на другую, а потом сюда… Вот… Вы будете ловить меня, й — ёлки — палки, или я так и должен торчать на солнечной раскаленности?
— Подумаешь, раскаленность, — сказала Лорка, — тридцати градусов нет… А прыгнуть — то боишься, да?
— Конечно, боюсь. Я могу хоть с какой высоты прыгать в воду, а на землю мне опасно. У меня повышенная плотность массы, — сообщил пацаненок.
— Это Тростик, — шепотом сказала Ване Лорка.
— Как? — не понял тот.
— Трос — тик. Имя такое.
— Неподходящее, — шепнул Ваня. — Тростик должен быть как тростинка.
— А его так зовут «от наоборот». И к тому же полное имя — Трофим…
Федя, Андрюшка и Никель тем временем встали под краем крыши — ловить «повышенную плотность». Вытянули руки. Но Федя вдруг сказал:
— Никель… ты это…
— Ну чего! — тонко возмутился Никель. — Я же не стеклянный!
— Ну, Никель… — проговорил и Андрюшка. Мягко так и… неумолимо.
— Зануды какие… — буркнул Никель, но послушался: отошел назад.
А Ваня наконец сообразил: прыгнул к сараю, встал рядом с Андрюшкой, тоже поднял растопыренные ладони.
«Плотность массы» у Тростика и правда была изрядная.
— Акробат… «й — ёлки — палки». Чуть не раздавил…
Андрюшка спросил:
— Ты почему один, без Лики? Небывалая картина…
— Потому и один, что ищу ее, — сообщил Тростик. И на каждого посмотрел круглыми блестящими глазами. — Она пошла куда — то со своей мамой, а мне сказала, чтобы потом я пришел туда, где она будет на этюдах. И сама не знала где. И дала карточку для автомата, чтобы я позвонил. Автомат карточку, разумеется, сжевал. Вот я и пошел наугад… У вас ее не было?
— Давно уж не было… У нас какие этюды, все сто раз зарисовано… — сказал Федя.
Ваня встретился глазами с Никелем, и тот объяснил:
— Лика Сазонова — это юный гений. Пикассо в юбке…
— Хотя в общем — то чаще в штанах, — уточнил Андрюшка.
— Я в переносном смысле, — сказал Никель. Довольно сухо. Видимо, намекал: «Я обиделся, что не дали ловить Тростика».
Федя и Андрюшка обиду «не заметили». Андрюшка сказал Тростику:
— Можешь ведь позвонить сейчас… Ребята, у кого мобильник с собой?
— У меня! — поспешно сообщил Ваня. — Ой… надо только посмотреть: заправила ли его ба… Лариса Олеговна. А то было по нолям…
Оказалось, что Лариса Олеговна успела перевести через автомат двести рублей. В самом деле — не оставлять же внука без «поводка»!
Ваня повернулся к Тростику:
— Говори номер, я наберу… Или хочешь сам?
— Лучше ты, у меня мало опыта… А ты кто?
— Это Ваня, — сообщила Лорка. — Он приехал из Москвы на каникулы…
— Привет, — снисходительно отозвался Тростик. — А я Трофим… Я бывал в Москве, только плохо ее помню. Мне было два года…
— Побываешь еще, — утешил Ваня. — Тогда приходи в гости… А какой номер — то?
— Ладно, приду… Нажимай… Восемь, девятьсот шестнадцать, шестьсот десять… — Он говорил четко и без запинки. Видать, помнил номер назубок… Ваня нажал последнюю кнопку, дождался гудка и протянул Тростику трубку. Тот притиснул ее к уху, свел маленькие рыжеватые брови. Облизал губы. И вдруг заговорил, слегка захлебываясь:
— Ну, конечно, я, а кто же по — твоему! Дала какую — то дохлую карточку, а теперь «куда ты пропал»!
Звук в трубке был громкий, слова собеседницы Тростика расслышали все:
— Сейчас — то откуда ты звонишь, несчастье мое?
— Сама несчастье! Я звоню со двора Чикишевых. Здесь Трубачи и Никель, и Лорка… они все удивляются, почему ты куда — то провалилась. А еще Ваня из Москвы. Это он дал мне телефон. А то я не знал, что делать. Измотался весь, пока скакал по крышам…