Стальные сны. Серебряный клин
Шрифт:
Оба молчали, пока перед ними не появился кувшин. Смед отхлебнул из него изрядную порцию, вытер рот рукавом.
— Давай думать, — сказал он, — По-моему, у нас тут, так сказать, полный кворум. Ты и я. Тимми ничего не может, даже если б захотел. А Талли только стал бы спорить, шуметь и требовать, чтобы мы поступали по его указке. После чего провалил бы все дело. А тогда нам — хана.
— Это точно.
— Ну, так что же мы будем делать?
— Хочешь, чтобы решал я? — слабо улыбнулся Старый Рыбак. — Чтобы я объяснил тебе, как надо поступить? Потому что тогда
Осознанных мыслей на этот счет Смед не имел. Но он даже вздрогнул, настолько в точку попал старик.
— Все нормально, — сказал Рыбак. — Тебе просто надо во всем разобраться самому. Не хочется лезть в такое дело, а?
Ответить на этот вопрос было легче легкого.
— Не хочется. Парни ничего плохого нам не сделали. Пытались помочь по нашей же просьбе. Но лучше взять их жизни, чем отдать свою. Я не собираюсь позволить им сдать меня серым только потому, что буду паршиво себя чувствовать потом, когда сделаю единственную, как я теперь вижу, вещь, которая позволит нам держаться от серых подальше.
— Видишь? Выходит, ты уже решил.
— Похоже на то, — подумав, согласился Смед. У него желудок подступил к горлу.
— Значит, один голос — за.
— Если ты думаешь иначе, решающее слово придется предоставить Тимми. Или Талли.
Смед разрывался на части. Одна из них питала дурацкую надежду, что его голос останется в меньшинстве. Другая напоминала ему о том, как прекрасно жить. Пускай даже с нечистой совестью.
— Я думаю так же. — Рыбак выдавил бледную улыбку. — Единогласно. Мне это тоже не нравится. Но я не вижу никакого другого выхода. Если придумаешь что-нибудь, только свистни. Буду просто счастлив переменить свое мнение. — И он плеснул себе пива.
Желудок Смеда окончательно взбунтовался.
XXXIV
Жабодав проскользнул в монастырь беззвучно, как сама Смерть. Воздушные киты, спешившие на север, еще не скрылись за горизонтом. По какой-то непонятной причине они вдруг прекратили боевые действия, когда до полной победы оставался всего один шаг. Монстр был озадачен до крайности, но не позволял себе отвлекаться. Великое множество ран и без того причиняло ему немало забот.
Пробравшись через руины, он спустился в подвал, где накрыл на месте преступления монаха, сладострастно топтавшего остатки глиняной фигуры. Один щелчок челюстей прекратил это безобразие, но спасать что-либо было уже поздно.
Затем он уставился на голову, которая плавала в бочонке с маслом. Жабодав соображал не очень быстро, но упорства у него хватало, поэтому он всегда добивался того, чего хотел. Требовалось только время. Сейчас на повестке дня стоял вопрос о том, стоит ли ему дальше иметь дело со столь очевидно безумным и неуправляемым существом, как Хромой.
Голова тоже пристально смотрела на него, настороженная, сознающая всю важность момента. И абсолютно беспомощная. Монстр не относился к тонко чувствующим натурам, а потому не заметил иронии судьбы, превратившей чуть ли не самое опасное и могучее существо
В пристальном взгляде головы чувствовалась огромная напряженность, будто она должна была любой ценой передать сообщение решающей важности. Но существовавшая раньше между ними мысленная связь больше не действовала.
Жабодав фыркнул, сжал голову челюстями и вынес ее из монастыря. Он спрятал ее в месте, которое показалось ему надежным, после чего устало захромал прочь.
Пришло время начинать все сначала, а он не имел ни малейшего представления, где ему искать новых сторонников, способных решить ту задачу, которая перед ним стояла. Правда, он знал, где их искать не надо. На севере. Там, где они прошли, оставив за собой лишь пепелища, разруху и запустение.
Жабодав не спешил. От него не требовалось немедленных действий. Он будет жить и жить, пока не столкнется с существом, достаточно могучим, чтобы одолеть его.
Он полагал, что впереди у него — вечность.
XXXV
В доме колдуна горел свет.
— Он живет один? — спросил Рыбак.
— Не знаю, — ответил Смед.
Наверно, колдун был самым богатым человеком во всей округе. В его доме были настоящие окна. Со стеклами.
Изнутри, на бумажную штору, упала чья-то тень.
— Впрочем, неважно. Может, у него клиент. Или друзей пригласил.
Смед вздрогнул. Он не предусмотрел такую возможность. Неужели убийство превратится в бойню? Он посмотрел в ту сторону, куда ушел патруль. Серые парни были повсюду. Дело должно быть сделано быстро и тихо.
— Ты железно справишься со своей частью? — спросил он Рыбака.
— Да. Я привел себя в то же самое состояние, в котором находился перед тем, как мы атаковали Чары. Великий колдун или обыкновенный, риск почти одинаковый.
— Ты ходил на Чары? Ни за что бы не подумал.
— Я был молод и глуп. Но сделанного не воротишь. Для серых та драка все еще не кончилась. Они из кожи вон лезут, чтобы ни один из тех, кто тогда атаковал Башню, не умер в своей постели.
— Патруль.
Они нырнули в тень между двумя домами, пригнулись как можно ниже, почти уткнувшись носами в мусор и собачье дерьмо. В тот же момент появился свет в дверном проеме дома колдуна. На пороге появилась женщина. Дверь закрылась. Звук шагов патруля ускорился. Солдаты подошли к женщине, когда та сворачивала на улицу.
— Добрый вечер, мадам, — сказал один из них. — Что-то вы припозднились. Ходили к колдуну за советом?
Женщину Смед не видел, не хватало света. Но он и без того знал, что та испуганно поглядывает на солдат, пытаясь сообразить, как лучше ответить.
— Да, — наконец хрипло сказала она.
— Назовите свое имя. Мы должны собирать сведения о каждом, кто приходит и уходит.
— Это еще зачем?
— Не знаю, мадам. Таков приказ. Во всем городе взяты под наблюдение дома тех, кто занят этим ремеслом. Нам с Люком, как всегда, повезло: на нашу долю пришелся здешний шут гороховый. Похоже, он не угомонится всю ночь.