Стальные сны. Серебряный клин
Шрифт:
Молчун вытащил кляп.
— Ты знаешь человека, который сидит на стуле? — спросил Ворон.
— Знаю, — прохрипел Пластун и сглотнул слюну. — Это Кен-Хрен его знает, как там дальше. Он иногда заходил туда, где я раньше квартировал. Пил пиво с нами несколько раз.
Ворон с Молчуном, нахмурившись, разом уставились друг на друга. Словно в гляделки играли.
— Ты уверен, что не знал его как Смеда Стаха? — переспросил Ворон.
— Под именем Нах…
Молчун заставил Пластуна заткнуться, врезав ему по челюсти так, что тот рухнул на пол.
Ворон снова спросил.
— Ты абсолютно уверен? Смотри у меня. А то вон тот парень, в углу, да и женщина рядом с ним, они оба побывали в деле у моста Королевы. До сих пор точат зубы на Ночных Пластунов.
Капрал поднялся на ноги, взглянул на Ворона в упор и спокойно ответил:
— Дружище, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов назвать его Иваном-дураком, Королем Дроздобородом или Смедом Стахом. Кем угодно. Только намекни. Но от этого он Смедом Стахом не сделается.
— Но он подходит под описание.
Старый вояка еще раз посмотрел на Кена и сказал:
— Да, пожалуй. Есть немного. Но Смед Стах лет на десять старше этого парня.
— Мать честная! — только и смог выдавить из себя Ворон.
Кажется, я первый раз услышал от него это замечательное выражение. Время было совсем неподходящее, но все же я не смог удержаться, ляпнул:
— Вечно у нас как на скачках. Бешеная гонка, последний поворот по внутренней дорожке, мы на голову впереди, осталось только финишировать — ура! И вдруг проклятая лошадь захромала. Похоже, это начинает входить в привычку.
Они отдали должное моему остроумию. Молчун начал яростно хватать ртом воздух. Мне на секунду даже показалось, что он наконец собрался что-то сказать. Наверняка какую-нибудь гадость.
Душечка топнула ногой, требуя объяснений. Она могла читать по губам, но не настолько, чтобы понять всю галиматью, которую несли присутствующие.
Ворон с Молчуном замахали пальцами у нее под носом, как сумасшедшие. Она сделала в ответ несколько знаков, которым забыла меня научить. Наверно, выругалась. А потом велела им отправить капрала назад, на сеновал. Они погнали его туда взашей, злобными тычками. Будто парень был виноват, что дела складывались не так, как им хотелось. Тем временем Душечка объяснила остальным, что в случившемся виновата она одна: сделала неправильные выводы по поводу людей, которых видела однажды на веранде «Скелета». Я понятия не имел, что она собирается делать дальше. Когда вернулись Ворон и Молчун, у нас состоялось грандиозное всеобщее координационное совещание. Под лозунгом: «О горе нам, горе!» Старый дружок Боманца, канюк, очередной раз оказался на волосок от смерти через повешение.
Нашу склоку прервал какой-то грохот на сеновале. Все ринулись выяснять, что там за шорох.
Двери, через которые на сеновал обычно закидывали сено, оказались открытыми. Они громко хлопали от порывов ветра. Ночной Пластун и бригадир Головня, о существовании которой мне как-то позабыли сказать раньше, чудесным образом испарились.
Тупо уставившись на веревки и кляпы, валявшиеся на полу, Ворон с Молчуном принялись выяснять, кто из них плохо затянул последний узел на руках капрала.
Я скатился по лестнице
— Лапошлеп останется здесь, — добавила она, — Все равно он не в форме. — Крученый дрых в соседнем лошадином стойле с тех самых пор, как я появился здесь.
— Кейс! Ты останешься тоже. Будешь приглядывать за нашим гостем.
Ее последние слова вызвали сильное недовольство. Ворон с Молчуном злобно уставились на меня, словно на исчадие ада. Будто я нарочно все так устроил, чтобы остаться с Душечкой наедине. Болваны! После нескольких дней в лагере я все равно был ни на что не способен.
На этот раз мы влипли крепко. Из того, что показывала на пальцах Душечка, я усек одно: бежать нам было больше некуда. Мы не могли даже вернуться в колокольню храма, потому что капрал и Головня, скорее всего, слышали болтовню дурня канюка о том, как мы ловко там устроились. У самого Странника за пазухой.
Канюк тоже решил поучаствовать в общем деле и вылетел на воздушную разведку, чем просто осчастливил меня. Ко мне он, правда, пока не приставал, но я достаточно наслушался, как эта чертова курица подъелдыкивает Боманца. Хотя старик всегда был в полном порядке.
Первый раз я видел Белую Розу в таком раздрызганном состоянии. Она металась по конюшне, топала ногами, начинала объяснять мне что-то жестами и тут же обрывала себя, не закончив мысль. За себя она не боялась. Просто беспокоилась о том, что станет со всеми нами и с остатками подпольщиков, если парням не удастся перехватить Ночных Пластунов вовремя.
Не помню, сколько это длилось. Может, всего пару минут. Я вдруг заметил позади Душечки какую-то тень, но подумал, что это наконец совсем некстати проснулся Лапошлеп. Вместо того чтобы насторожиться, я принялся ругать себя за то, что сдрейфил и не воспользовался ситуацией, пока была такая возможность…
Черт! Это оказался вовсе не Крученый! Там двигался кто-то другой…
В ту же секунду, как я это понял, тот тип приставил Душечке нож к горлу.
— Развяжи моего приятеля, — приказал он. Поскольку я не двинулся с места, а продолжал растерянно таращиться на него, подлец слегка надавил на нож. Начала сочиться кровь. — Ну!! — рявкнул он.
Я начал торопливо развязывать узлы, неловко путаясь в собственных пальцах.
Именно в этот момент болван Крученый решил, что ему пора вставать. Думаю, бедный глупый раздолбай так и не успел понять, что произошло. Едва он ввалился к нам на ватных от сна ногах, протирая глаза, что-то невнятно бормоча, парень, державший Душечку, резко повернулся и полоснул его вторым ножом, зажатым в левой руке. Потом он скользнул назад, пырнул тем же ножом в бок Белую Розу, еще не успевшую толком повернуться в его сторону, а правой рукой метнул в меня тот нож, который раньше держал у ее горла. И все это — одним длинным, но быстрым змеиным движением.