Стань моей единственной
Шрифт:
— А соболезнование? — сказала она.
— Вряд ли соболезнование может хоть как-то утешить человека, который потерял ребенка, сказал он, пальцы сжались на ее руке, глаза зло вспыхнули. — Это просто невозможно по определению. — Желваки заходили на его лице. — Я не должен был тебе ничего рассказывать.
— Нет… так лучше, правда. Я лучше буду тебя понимать.
— Господи, Рэнди. Это все женские штучки.
Тебе не нужно узнавать, что меня печалит или что я чувствовал, когда прошел через все это. Я не один из твоих корреспондентов,
Тебе просто нужно делать то, что я тебе говорю, чтобы ты и твой сын были в безопасности. Конец истории.
— Не совсем, — прошептала она и без предупреждения поцеловала краешек его губ. — Если мы будем отрезаны от всего остального мира, то мне непременно нужно узнать тебя лучше. — И она снова поцеловала его.
— Не надо, — его голос мгновенно стал хриплым, она заметила, как он замялся, словно ему стало тесно в одежде.
— Почему? — спросила она, не отступая ни на шаг. Они находились так близко друг к другу, что она могла чувствовать запах его влажной от дождя рубашки, которая уже высыхала.
— Ты знаешь, почему.
— Раньше ты так не думал.
— Ты права. Бывали времена, когда я так не думал. Но теперь я так думаю.
— Хм, что же получается: тебе меня можно соблазнять, но не наоборот, да?
Он закрыл глаза, словно бы собираясь со словами.
— Я привез тебя сюда не для того, чтобы разделить с тобой постель.
— Правда? — Она поцеловала его снова, теперь уже за ухом, и на этот раз его реакция была немедленной.
Он быстро развернулся, прижал ее к полу и навис над ней.
— Слушай, женщина, ты доиграешься. Мужчина не может так долго сдерживаться.
— И женщина тоже, — сказала она, подмигнув. Ты просто не можешь…
Она так и не закончила фразу, потому что почувствовала, как его губы приблизились к ее.
Он целовал ее долго, как изголодавшийся зверь. Она отвечала ему с такой же страстью.
Его руки ласково гладили ее. Больше не надо было отрицать, что они оба хотят быть вместе.
Не надо было больше ничего говорить. Настало время для поцелуев и прикосновений. Говорили их души и сердца.
Удивительно, но и сожалений тоже не осталось. Это было именно то, чего она так долго хотела. Она сама расстегнула молнию на его куртке и пуговицы рубашки. Провела рукой по тугим мышцам. Колечки волос накрутила на палец.
— О боже, — выдохнул он, когда ему наконец удалось избавиться от рубашки, потом помог ей снять свитер.
Сильные, натренированные руки скользнули по ее телу. Рэнди вскрикнула, когда он случайно коснулся ее груди. Соски были напряжены. Она импульсивно прижалась к нему. Сбросив с нее бюстгальтер, он сжал ее в крепких руках, поднялся и отнес к спальному мешку, куда они упали. Жадными губами он целовал ее в те места, которые оказывались рядом. Сильные пальцы мяли ее тело, прижимая все крепче. Она уже могла ощущать его крайнее возбуждение.
Она тихонько простонала, когда он добрался до ее
— Рэнди, — прошептал он ей в ухо.
— Боже мой, дорогой, — почти бездыханно ответила она.
Его рука скользнула вниз. Рэнди слабо вскрикнула и поцеловала его. На ее лице была разлита нега, которая открыла ему все.
— Дальше, — прошептала она, разметавшись на полу.
В сторону полетело белье.
Она едва справилась дрожащими руками с его ремнем. Остальное он завершил сам. Теперь они были на равных: тело к телу, душа к душе.
Горя желанием, он перевернулся на спину, уложив ее на себя. Мир завертелся у нее перед глазами. Медленно она начала таять от удовольствия. Она закрыла глаза и услышала свой стон как будто за тридевять земель. Где-то внутри нее все горело и вопило о любви. Ей хотелось, чтобы так было всегда. Это божественно.
— Моя любовь, моя единственная, — забывшись, повторял мужчина. Возможно, как и любой другой любовник на этом свете, но каждая женщина в своей жизни ждет этих слов.
Настанет утро, и слова забудутся. Их значение сотрется, хотя сейчас она бы отдала за них всю жизнь. Сегодня можно все. Пусть одна ночь, одна безумная ночь, но это будет их ночь.
Ее ночь. Она будет рядом с мужчиной, которого любит, которого так быстро полюбила. На сегодня она спокойно может забыть, что он — всего лишь ее телохранитель.
Любовники.
Вот они с Куртом и любовники.
Сама мысль хлестнула ее раньше, чем она успела открыть глаза. Она лежала одна в спальном мешке. Приоткрыв глаза, Рэнди увидела, как утренний свет струится в неплотно закрытое ставнями окошко. Лучше была бы ночь, ибо в дневном свете дом выглядел еще более убогим, чем ночью. Рядом хныкал ребенок. Возможно, именно его слабые всхлипы и разбудили ее. Она приподнялась и, отыскав одежду, быстро накинула ее на себя. Неожиданно она почувствовала слабость в ногах. Растяжение? Ах да. Вчерашняя ночь. Не забудешь с таким напоминанием. О чем она только думала? Удрученная своим собственным легкомыслием, она подошла к ребенку и улыбнулась ему. Каким он показался ей прекрасным. Единственное прекрасное явление сегодня утром.
— Кушать хочешь? — задала Рэнди риторический вопрос.
Найдя на столе молочную смесь, развела ее в воде и стала кормить ребенка. Вдруг она услышала скрип двери и повернулась. Это был Курт с охапкой хвороста в руках. Кровь бросилась ей в лицо. Однако по его виду не скажешь, что он смущен.
— Доброе утро, — бросил он и посмотрел на нее так, что вся прошлая ночь всплыла перед ней единым воспоминанием.
— Думаю, мне нужно кое-что сказать тебе… по поводу вчерашней ночи, — сказала она.