Стань моей, если осмелишься
Шрифт:
Что же делать?
Заглядываю в следующую дверь, там обычная ванная комната, рядом дверь это туалет, потом кабинет, дальше тюрьма?
Нет, тут правда огромная комната разделена решеткой пополам. Открываю следующую, там спальня, в кровати кто-то лежит, я подбегаю и тормошу этого человека.
— Помогите, пожалуйста, Нарвалу очень плохо.
Мужчина подскакивает, натягивает халат и берет с пола какую-то сумку.
Ничего не говоря, он прибегает в палату, ловко затаскивает
— Вот черт!
Повязка вся пропиталась кровью. Доктор срезает её быстрым движением.
— Что случилось?
— Шов разошелся. Черт побери!
Врач быстро достает из шкафчиков всё необходимое, раскладывает обрабатывает, зашивает.
Нарвал очень бледный, он без сознания, я беру его руку и сжимаю. Я во всём виновата, если бы не приперлась сюда, он бы не пострадал.
— Доктор, что за рана у него?
— Ножевое, очень глубокое, мог и умереть от такого.
Видимо он хороший хирург, его руки работают просто как крылья бабочки, четко изящно и аккуратно.
Он вешает на стойку пакет с кровью по трубке ползет бордовая жидкость, он вставляет иголку в вену.
— Вовремя ты меня разбудила. До утра бы не протянул.
Моё сердце ухает в пятки, он и правда мог умереть. Я же желала ему смерти, почему хочется плакать?
— Тебя как зовут?
— Василиса.
— Я Тимофей. Василиса, позови меня, когда кровь кончится, ты же не собираешься уходить?
— Нет, я буду тут.
— Хорошо, спасибо. Ты не знаешь, что случилось с Арсением? Он лежит на полу.
— Нарвал его ударил.
— Что? Как он смог? — доктор осмотрелся и взял банку с лекарством, стоящую на тумбочке у койки, встряхнув, он услышал пустоту.
— Чёрт, он выпил весь обезбол, который тут был. Теперь понятно. Ладно, Арсением я сейчас тоже займусь.
Смотрю на него во все глаза, такой огромный сильный и беспомощный одновременно. Так странно. Он выглядит как поверженный дракон.
Мне всё таки жаль, что он пострадал, никто не заслуживает получить такую рану, даже злой убийца. Есть закон — пусть он и судит, а не кровавые войны.
Глажу его по густым волосам, щетина стала чуть длиннее чем обычно, постепенно превращается в бороду.
— Ты не ушла… — он шепчет сухими губами, щурясь своими зелеными глазами от света.
— Ты хочешь пить?
— Нельзя пить, — он гладит тыльную сторону ладони большим пальцем.
— Почему?
— Доктор сказал пока нельзя. Ты как сюда додумалась спуститься?
— Просто искала куда делись твои люди, они зашли и пропали. Я поняла, что здесь что-то не так и увидела кнопку.
— Они прошли через дом? Бля, я буду с ними разговаривать, какого черта.
— Зачем ты ударил Арсения?
— Потому что он сделал тебе больно, за это одного удара мало. Я бы добил его, если бы не ранение.
— Но он твой человек. Так нельзя. Ты должен его уважать.
— Нагрубить МОЕЙ женщине, ещё и причинить ей физическую боль, — он нежно гладит покрасневшее запястье, — за это я бы убил.
— Но так нельзя! Ты убиваешь всех, кто тебе не нравится?
— Как видишь, весь в папочку, — указывая на ранение, говорит Нарвал.
— Жнец твой отец?
— Ты и это знаешь, — Нарвал по пацански закатывает глаза, — что ещё интересного нарыла?
— Я и не рыла особо, — хочу высвободить руки, чтобы взволнованно поправить волосы, но он не отпускает.
Хочу спросить его про проигрыш моего отца в карты, но сейчас не лучшее время, ему нужно восстановить силы.
— За что он тебя так?
— Думает, что я убил тебя.
— Сказал бы, что это не так!
— Скажу и придется тебя вернуть, а я этого делать не собираюсь.
Он тянет меня на себя, вынуждая прилечь рядом, я поддаюсь, прибиваюсь в его бок, кладу голову на плечо.
Потому что мне его жалко, да, только поэтому.
Говорить не хочется, мы молчим.
Он смотрит на меня из под прикрытых глаз, напоминает мне довольного сытого кота, невесомо поглаживает меня по волосам, мурашки как обычно щекотливо оббегают поверхность моей кожи.
Постепенно его рука ослабевает и опускается на меня приятной тяжестью. Глаза мужчины теперь закрыты, его дыхание ровное и размеренное.
Как он может спокойно спать рядом со мной?
Я же могу просто прирезать его или пустить шприцем воздух ему в вену.
Он так уверен во мне?
Пакет с кровью опустел, я аккуратно встаю, без его объятий мне сразу становится прохладно, достаю катетер из вены и зажимаю спиртовой ваткой место укола, сгибая его руку, удерживая её в таком положении какое-то время.
Думаю, доктор не обидится на меня за самоуправство. Я не навредила ему, у меня хорошо получается ставить уколы и капельницы.
Наташа- мама Софии выучилась на хирурга. Именно она настояла, чтобы мы освоили необходимый минимум для экстренной помощи.
В своё время, когда она ещё была медсестрой, её навыки спасли жизнь Годзилле — отцу Софии.
В молодости они угодили в передрягу, тётя Наташа сделала прямое переливание крови. Возможно моей сестры бы не было сейчас, если бы не умения её мамы.
Не знаю, почему я не могу его оставить тут одного в таком состоянии. Не могу даже отвернуться к двери, кажется, стоит мне посмотреть в сторону и с ним что-то случится.